Занова тебя я скомкаю,
Снова брошу в печку,
Подтолкну в воде соломкою –
Быть тогда колечку!
Чужие песни
Н. ГУМИЛЕВУ
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Посвящение Н. Гумилеву
О, как дерзаю я, смущенный,
Вам посвятить обломки строф, –
Небрежный труд, но освещенный
Созвездьем букв: «а Goumileff».
С распущенными парусами
Перевезли в своей ладье
Вы под чужими небесами
Великолепного Готье…
В теплицах же моих не снимут
С растений иноземных плод:
Их погубил не русский климат,
А неумелый садовод.
R. M. von Rilke
Жертва
И тело всё цветет, благоухая,
С тех пор, как я познал твои черты.
Смотри: стройнее, стана не сгибая,
Хожу. А ты лишь ждешь: – о, кто же ты?
Я чувствую, как расстаюсь с собою
И прошлое теряю, как листву.
Твоя улыбка ясною звездою
Сияет над тобой и надо мною,
Она прорежет скоро синеву.
Всё, что давно в младенчестве моем
Блистало безымянными волнами,
Всё – назову тобой пред алтарем,
Затепленным твоими волосами,
Украшенным твоих грудей венком.
Песнь любви
Как душу мне сдержать, чтобы к твоей
Она не прикасалась? Как поднять
Ее к другим предметам над тобою?
Хотел бы дать покой я ей
Вблизи чего-нибудь, что скрыто тьмою,
В том месте, где не стало б всё дрожать,
Когда дрожишь своей ты глубиною.
Но все, что тронет, – нас соединяет,
Как бы смычок, который извлекает
Тон лишь единый, две струны задев.
В какую скрипку вделаны с тобою?
Какой артист нас охватил рукою?
О, сладостный напев!
Восточная песнь
Не побережье ль это наше ложе?
Не берегли, и мы на нем лежим?
Волнение грудей, меня тревожа,
Над чувством возвышается моим.
И эта ночь, что криками полна, –
Грызутся звери, вопли испуская –
О, разве не чужда нам ночь глухая?
И разве день – он, тихо возникая
Извне, грядет, – нам ближе, чем она?
Друг в друга так нам надобно войти,
Как в пестик пыль цветов с тычинок входит.
Безмерного вокруг нас много бродит,
На нас бросаясь дико на пути.
Пока сближаемся мы, не дыша,
Чтобы его вблизи не увидать,
Оно внутри нас может задрожать:
Изменою наполнена душа.
Абисаг
I
Она лежала. Юная рука
К старевшему прикована слугами.
Лежала долго подло старика,
Слегка напугана его годами.
И иногда, когда сова кричала,
Вращала в бороде его свое Лицо.
И вот Ночное восставало
С трепещущим желаньем вкруг нес.
И с ней дрожали звезды. Аромат
Искал чего-то, в спальню проникая,
И занавес дрожал, ей знак давая,
И тихо следовал за знаком взгляд.
Осталась все же возле старика
И Ночь Ночей ее не побеждала,
Близ холодевшего она лежала,
Нетронутая, как душа, легка.
II
Король мечтал о днях ушедших в мрак,
О сделанном и думал над мечтами
И о любимейшей из всех собак. –
Но вечером склонялась Абисаг
Над ним. И жизнь его лежала так,
Как будто брег заклятый под лучами
Созвездий тихих – под ее грудями.
И иногда, как женщины знаток,
Ее неласканные узнавал
Уста король сквозь сдвинутые брови
И видел: чувства юного росток
Себя к его провалу не склонял,
И, слушая, король, как пес, дрожал,
Ища себя в своей последней крови.
Давид поет перед Саулом
I.
Царь, ты слышишь: струны порождают
Дали нам и мы по ним идем.
Звезды спутанной толпой сверкают.
Падаем мы на землю дождем
И под ним вокруг все расцветает.
И цветут, кого ты знал когда-то
Девами, но женщины теперь.
Манят. Слышишь ты их ароматы?
Стройных отроков, одетых в злато,
Потаенная скрывает дверь.
Я хочу, чтоб песнь все принесла
Вновь тебе. Колышатся, пьянея,
Звуки. Ночи, царь, твои! Тела,
Ослаблявшие твои дела,
Были чудны красотой своею.
Кажется, что рой воспоминаний
Я сопровождаю, их в тумане
Чувствуя. Какой игрой сумею
Передать их смутный стон желаний?!
II.
Царь! Владевший всем! Все переживший
Царь! Ты жизнью громкою своей
Нас преодолевший и затмивший!
О, сойди же с трона и разбей
Арфу, струны утомивший!