95
О названных сочинениях см. предыдущее примечание. Послания патриарха Мелетия в книге проф. Малышевского «Александрийский патриарх Мелетий Пигас». T. II. Приложения I. №№ 17–26. А также Акты Южн. и Зап. Рос. II. №№ 162 и 164. (Пользуюсь случаем указать и на другой труд И. И. Малышевского, не упомянутый в прим. 27, «Люблинский съезд 1569 г.» в 8 выпуске названных выше Памяти. Рус. Стар, в запад, губб.). Послания Иоанна Вышенского см. Акты Ю. и З. Р. II. Стр. 205–254.
При обсуждении целей, преследуемых помощью церковной унии, надобно иметь в виду не одну религиозную ревность Сигизмунда, иезуитов и высшего польского духовенства, а помнить и чисто политические побуждения. Главным побуждением со стороны польского правительства служило желание отвлечь западнорусское православное население от сочувствия и тяготения к единоплеменному и единоверному государству Московскому. В этом отношении любопытно свидетельство одного из инициаторов унии, известного Антония Поссевина, относящееся к 1581 году: «В Руси (Галиции), Подолии, Волыни, Литве и Самогитии, провинциях, присоединенных к Польскому королевству, жители, хотя имеют католическое правительство, но упорно держатся греческой схизмы… Вследствие сей схизмы тяготеющие к Москвитянам жители уличены в том, что публично молятся о даровании им победы над Поляками». (Suppl. od Hist. Russ. Mon. № II). О сочувствии населения Ивану Грозному во время его войны с Баторием говорит и папский нунций Лаурео в своих донесениях (Вержбовского в Ж. М. П. Пр. 1882. Август).
Относительно западнорусских памятников XVI века, преимущественно церковных, см. изданные с Высоч. соизв. П. Н. Батюшковым «Памятники старины в запад, губб.» с рисунками, отдельно и в тексте: «Вильна» 1872. «Холмская Русь», 2 т. Спб. 1885. «Волынь» Спб. 1888. «Белоруссия и Литва» Спб. 1890. В послед, издании напр. Супрасльский Благовещенский монастырь, основанный Ходкевичами в начале XVI века близ Белостока, внутри сохранивший часть своей фресковой иконописи, а снаружи свои четыре наугольные башни, которые придают ему вид укрепления. (О нем еще у Бобровского «Гродненск. губерния», ч. II.). Кроме того, см. помянутую выше статью В. В. Стасова «Православные церкви в западной России в XVI в.» с несколькими их видами (Сборн. Археол. Инет. III).
96
В числе исторических очерков Шайнохи есть один, озаглавленный Jak Rus polszczala. (Szkice historyczne. T. IV. We Lwowie. 1869). Тут рассказывается любопытная история, как в Холмской земле православно-русская шляхетская фамилия Ве-рещенских около половины XVI века окатоличилась и ополячилась. Федор Верещинский женился на девице Сосновской, также из православной семьи. Брат ее Иван даже был Холмским епископом. Но другой ее брат Григорий перешел в католичество и сделался ксендзом в Красноставе. Отсюда нередко он посещал свою сестру в Верещине, хотя муж ее неохотно принимал своего олатыненного шурина, а гораздо более почитал другого шурина, т. е. епископа Холмского. После долгого ожидания Небо даровало наконец ребенка — сына чете Верещенских. Но пока епископ Иван собирался сам приехать и окрестить новорожденного, пронырливый ксендз Григорий поспешил в Верещин, и тут, улучив минуту, взял из колыбели ребенка и тайком окрестил его по латинскому обряду, назвав Андреем. Когда приехал епископ и узнал о случившемся, то поднял в доме большой шум; но, несмотря на великое огорчение родителей, дело считалось уже непоправимым. Ребенок остался католиком, нелюбимый за то родителями, он воспитался преимущественно на попечении того же своего дяди ксендза. Женился Андрей уже на девушке из соседней польской семьи и вообще вошел в круг польской шляхты. Меж тем польские соседи теснили старика Федора Верещинского, заводили с ним поземельные судебные процессы и почти его разорили; тогда он помирился с сыном и передал ему свое Верещинское имение. Благодаря родственным связям с той и другой стороны Андрей поправил дела, и его гостеприимный дом сделался центром, где собирались соседние шляхтичи и где русины сближались с ляхами. Сам он получил достоинство коморника, потом холмского подсудка; а его сын Иосиф был уже духовным сенатором, католическим киевским епископом и одним из крупных польских писателей своего времени. Он-то и оставил повесть о том, как ополячился род Верещинских. Из этой повести, кажется, само собой ясно, к каким пронырствам, козням и притеснениям прибегали латынство и польщизна для совращения и ополячения русских. А потому не совсем верными являются заключения Шайнохи о каком-то идиллическом единении русинов и ляхов, об их сердечных, братских отношениях, благодаря которым, с помощью польской ласковости и общежительности, polszczala Rus rusczala Polska. Во всяком случае он затронул важный вопрос об обоюдном влиянии; тогда как русские исторические писатели доселе односторонне говорят только о польском влиянии на Западную Русь. Между прочим, см. проф. Дашкевича «Борьба культур и народностей в Литовско-Русском государстве в период династ. унии Литвы с Польшею» (Заметки по истории Литовско-Рус. государства. Киев. 1885 г.).