— Сколько нужно? — спросил отец Кассиан, нахмурившись.
— Тысячи три долларов.
— Лучше пять, — быстро вставил Заболотный, словно он подсчитал все заранее. Но я был уверен, что он впервые услышал обо всем этом здесь, за столом.
— Деньги немалые, но и не великие, — в раздумье сказал отец Кассиан. Он похлопал Павла по плечу. — Дело доброе затеял, только ведь от московской Патриархии будет часовенка твоя, да? А я с ними в контре. Они на меня столько бочек грязи вылили… Расстригой прозвали. Злопыхатели. А сами табаком торгуют, антихрист у них за печкой сидит. Они уже давно в грехах и болтовне погрязли. А я дело живое делаю, и слово божье несу. Вот в Чечню скоро отправлю целый контейнер с медикаментами. Сам тоже поеду. А они?
— Часовенка-то для людей будет, не для иерархов, — напомнил Павел. — Деревенскому мужику или бабе важно ли кто там наверху и за что борется? Какие течения в церкви. Им место нужно, где богослужение будет, где образ божий. Столица далеко, а Россия сильна провинцией. Там дух, там вера. И священники такие есть, что Москве и не снились. Истинные подвижники, последние, может быть.
— Сам таким стать хочешь? — едко спросил отец Кассиан. Павел не ответил, смутился. Зато Миша Заболотный не утерпел:
— А что, он сгодится. Из него деревенский батюшка выйдет претолковый. Старухи не нарадуются. Еще и прогремит по всей России.
— Не обо мне речь, — отрезал Павел. Он выжидающе поглядел на отца Кассиана.
— Денег у меня лишних нет, — хмуро сказал тот. — Да я ими и не распоряжаюсь. У меня финансист-бухгалтер больно хитрый, из выкрестов. Его на телеге не объедешь. Вряд ли он тебе выделит эту сумму на часовенку. Попрошу, конечно, но ты особенно не надейся. Мы тут теперь один проект разворачиваем, на счету каждая копейка.
— Что за проект? — спросил Миша.
— Политическое движение будем организовывать. Или партию. За Русь народную и православную, так будет звучать. Я ведь, брат, богом избранный на спасение России, такая уж на меня ноша возложена. Тяжко, ох, тяжко ее нести, но таков мой крест, и я не ропщу, знаю, господь не оставит, даст силы…. В Думу буду баллотироваться, — добавил отец Кассиан, значительно поглядев на нас. — А тебе, Паша, надо к бизнесменам обратиться, к тому же Игнатову, корабельщику нашему. Казачков потряси, верховного атамана Колдобина. Я к нему черкану записку.
— Да мы его знаем, — вставил Миша. — Может, сейчас и отправимся.
— А хочешь, я тебя в бригаду МЧС устрою? — предложил вдруг отец Кассиан. — Ты парень военный, тебя с ходу примут. Годика три проработаешь — на часовеньку-то и наскребешь. Или ко мне иди, в помощники. Вместе будем сорную траву выдергивать. Из Патриархии. Там мусора много, работы хватит. Ты, кстати, где останови лея-то?
— Пока нигде, — глухо ответил Павел.
— Дам тебе адресок одной тетки, она принимает. Сподвижница моя преданная. И денег за ночлег не возьмет. Иначе я ее — посохом, так и передай.
Отец Кассиан черканул что-то на листке бумаги и приложил свою знаменитую печать. Заболотный подхватил бумажку и, прежде чем передать Павлу, прочитал, подмигнул мне.
— Дашина мать, — сказал он, догадываясь о моих чувствах к этой девушке. Откуда только он все знает? Хотя, собственно, он-то меня с этой семьей и познакомил. Это и была та девушка, о которой я уже упоминал прежде. То «существо», при мысли о котором у меня начинало учащенно биться сердце. А я и сам хотел ввести Павла в их дом, чтобы он мог помочь и ей, и мне. Так что всё складывалось как нельзя лучше. Вот только с деньгами вышла промашка. По моему мнению, напрасно Павел вообще рассчитывал на отца Кассиана. Не тем у него голова занята, не тем. Понял это и Павел, потому и сидел с мрачноватым видом. Тем временем зазвонил телефон, отец Кассиан взял трубку, начал говорить, потом замахал на нас руками: идите, дескать, не до вас.
— Исчезаем! — проговорил Миша Заболотный и уже в коридоре добавил, обращаясь к одной из старух: — Государственный человек! Вы его берегите.