— Не слыхать, ваше высочество, — с почтительной сдержанностью ответил старик.
— Но ведь государь приказал?
— Все надлежащие меры для исполнения воли его величества приняты, ваше высочество, и, без сомнения, О-в скоро будет извещен о местонахождении своей супруги.
— Бедная! Я не желал бы быть на ее месте, — заметил блестящий офицер, князь Александр Яковлевич Лабинин.
— А я так удивляюсь, как она раньше от него не убежала, — подхватил другой, — он лет на сорок, по крайней мере, старше ее.
— А собой какая обезьяна, — начал было великий князь, но движение среди присутствующих, внезапно вытянувшиеся лица и тревога, мгновенно заменившая беззаботное выражение во всех глазах, заставили его догадаться о приближении государя и смолкнуть на полуслове.
— О чем беседуете, господа? — спросил царь, ответив на поклоны собравшегося тут общества.
Вопрос ни к кому особенно не относился, но все, точно сговорившись, на шаг отступили, и великий князь очутился один перед своим державным родителем.
— О несчастии сенатора О-ва, ваше величество, — ответил великий князь.
Государь приподнял голову и устремил на сына пристальный, испытующий взгляд.
— Я спрашивал у Петра Хрисанфовича, удалось ли словить беглянку, — продолжал великий князь, скрывая под напускной развязностью чувство безотчетного страха, забиравшегося ему в душу.
И предчувствие не обмануло его: государю не понравились ни слова его, ни тон, которым они были произнесены.
— Напрасно любопытничаете вы, сударь, насчет таких материй, как семейное несчастье почтенного человека. Это ни званию вашему, ни возрасту не приличествует, — произнес царь и, помолчав немного, прибавил, окидывая строгим взглядом молодежь, окружавшую его сына: — Госпожа О-ва, по моему соизволению, поехала за границу лечиться от болезни.
— С патером Денковским, — шепнул чей-то насмешливый голос на ухо стоявшему в отдалении князю Лабинину.
Князь тревожно взглянул на государя, но его величество уже круто повернулся к архитектору, ожидавшему своей очереди на почтительном расстоянии с треуголкой в руке, и предложил ему вопрос касательно производившихся работ, а затем, продолжая разговаривать с ним, направился ко дворцу. За ним последовала его свита, храня глубокомысленное выражение на гладко выбритых лицах.
Граф Кутайсов тоже хотел идти за государем, но великий князь удержал его.
— Что это значит, граф? — спросил он у любимца царя.
— Не могу знать, ваше высочество.
— Вы-то не знаете? Рассказывайте! Вы все знаете, — с досадой возразил великий князь.
— Все знать — все равно что ничего не знать!
— А! Секрет? Так бы и сказали. А когда государь про это узнал?
— И это не могу знать, ваше высочество, — все с той же усмешкой, точно поддразнивая его, объявил Кутайсов.
— Не стоит, значит, с вами и толковать, — с досадой сказал великий князь. — Пойдемте, господа, — прибавил он, торопливо направляясь ко дворцу.
Все последовали за ним, за исключением князя Лабинина и увешанного орденами сановника, которого титуловали графом.
Этот человек был уже немолод и, невзирая на следы замечательной красоты, отличался такими грубыми манерами, что его с первого взгляда легко было признать за гатчинца. Держался он ото всех особняком, никому не внушал доверия и считался ближайшим царю клевретом. С некоторых пор он явно ухаживал за любимцем цесаревича, князем Лабининым, и, к величайшему неудовольствию этого последнего, не пропускал случая вступать с ним в интимные беседы.
Увидев возле себя несимпатичного ему царского фаворита, князь Александр Яковлевич пожалел, что не последовал за всеми на стройку, но явно избегать неприятного общества было бы неловко, и ему пришлось покориться.
— Очень всем любопытна эта история жены О-ва, — начал граф тоном человека, которому смешны тщетные попытки окружающих его людей проникнуть в хорошо известную ему тайну.
— Неужели правда, что ее сопровождает за границу иезуит? Так она перешла в папизм? — спросил Лабинин.
— Должно быть, так, — сдержанно отвечал его собеседник.
— Но государь этого, конечно, не знает?
Граф приблизился к нему, оглянулся по сторонам, чтоб убедиться, что рабочие у ямы с известкой не могут их услышать, и проговорил, понижая голос:
— Супругу господина О-ва взял под свое покровительство патер Грубер.
— Несчастная! Но почему же муж ее не предъявит своих прав? Ведь ей нет еще семнадцати лет.
— Господину О-ву обещано место, о котором он уже давно хлопочет, — с усмешкой подмигивая, ответил граф. — И к тому же у него процесс с братом…