Ничего не болит. Моя спина не болит от сна на холодном твердом камне. Моя кожа не содрана с точностью до дюйма. Даже моя голова очистилась от ядовитого действия белладонны. Головокружение. Распухшая сухость на языке. Все прошло. Как, я не знаю.
Невидимые призрачные руки снова скользят по моему лицу и зарываются в волосы. Я делаю быстрый вдох. Эти руки мне знакомы, но я не могу вспомнить чьи они. Я поворачиваю голову и замираю, когда с другой стороны лента, удерживающая мою косу, осторожно развязывается. Серебристая длина моих волос распускается, падая вокруг меня длинными прямыми прядями, которые развеваются на этом нежном ветру.
Мне щекочет кожу, когда эти призрачные руки подымают пряди. Кто бы он ни был, он изучает меня. Проверяет, настоящая ли я. Не могу сказать, откуда я знаю, что это он, но сущность, энергия, которая подбирается ко мне все ближе, окружает меня в этом пространстве, кажется мужской. Почти защитной. Полная раскаяния.
Я умерла? Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но не могу произнести ни слова. Я понимаю, что не могу говорить здесь. Здесь нет настоящего воздуха. Все вокруг меня, земля, трава, ветер. Это все иллюзия. Тщательно созданное заклинание, сотканное вокруг меня, чтобы блокировать то, что происходит на самом деле.
Осознание этого, признание правды о фальшивом мире, созданном вокруг меня, разрушает всю власть Божественности надо мной и заставляет ложную иллюзию разрушаться, полностью разваливаясь на части. Боль снова врывается в мои чувства.
Я захлёбываюсь в рыдании, кричу, всхлипываю. Слёзы жгут глаза, вырываются сами по себе — и я уже не в силах их сдержать. Я рыдаю, когда последний удар плети рассекает мою спину — и всё. Всё, что до этого было смыто, грязь, пыль, боль, — возвращается сразу и разом, как обрушившийся шквал. Песок под ногтями, когда я вгрызаюсь пальцами в землю у коленей. Трясёт. Холодно. До безумия холодно. Тёплая кровь стекает по спине и впитывается в ткань брюк, пропитывая их насквозь.
На расстоянии я ощущаю, что Акслан отступает. Я чувствую его запах — его пота, силы и энергии. Его Божественность волной струится в воздухе, благоухая огнем и цитрусовыми. Он наслаждался тем, что делал со мной, он наслаждался каким-то Победным кайфом, который дал ему уничтожение меня. Я стою на четвереньках, хватая ртом воздух, который вырывается из моего пересохшего горла, и прежде чем я успеваю это остановить, мышцы моего живота сжимаются. Желчь и вода вытекают у меня изо рта, пропитывая песок.
Кашляя, я выплескиваю все это, не заботясь о том, насколько слабой из-за этого выгляжу. Возможно, здесь хорошо казаться слабой. Но у меня нет сил планировать это. Просто так оно и есть.
Грубые руки освобождают меня от цепей, и я почти впечатываюсь лицом в землю. Если бы не руки, которые вцепляются в мои бицепсы и тянут меня вверх. Моя голова кружится все быстрее и быстрее. Меня снова сейчас вырвет.
Я пытаюсь открыть глаза, но когда я это делаю, все, что я вижу, — это серо-голубое небо и солнечный свет. Это обжигает мой череп, делая стук в затылке намного сильнее. Слишком много всего сразу. Всего чертовски много.
Мое тело наполовину волокут, наполовину приподнимают, когда я поворачиваюсь к туннелю. Над ним, под навесом, где сидят Боги Академии и наблюдают за происходящим, Долос выходит вперед, его закутанное тело окутано тьмой, двигаясь так, как будто он плывет, а не идет. Я пытаюсь сосредоточиться на нем, пытаюсь и терплю неудачу. Я даже не могу стоять прямо, меня поддерживают стражники по обе стороны от меня. Прохладный воздух обдувает мою спину, и я почти сгибаюсь в агонии, когда только этот нежный ветерок ласкает открытые мышцы, которые были разорваны на моем позвоночнике. Черные точки танцуют перед моим взором. Долос начинает говорить.
— Пусть это будет напоминанием всем, — взывает он к толпе, — что мы, ваши Боги, милосердны. Следуйте нашим командам, нашим правилам, и все, что вы будете знать, — это безопасность. Не сделаете этого, и ваше наказание может быть намного хуже, чем у Терры, известной как Кайра Незерак. — Я скорее чувствую, чем вижу его жест в мою сторону. Только жжение глаз на моем теле говорит мне, что он заставляет их смотреть на меня. Визуальное напоминание об их гребаном милосердии. Ха. Сжалься над моей задницей.
— Нарушение протокола может показаться не таким уж ужасным проступком, — продолжает он, как будто знает, что держать меня здесь, болтающуюся между его лакеями, само по себе новая пытка. — Одна ошибка может обернуться многими. Одно нарушенное правило, один нарушенный закон могут посеять семя анархии. Наш мир защищают Боги, и как таковые, заслуживают уважения. Любого Терру постигнет та же участь — если не хуже, чем эту женщину здесь. — Еще один жест. Я хотела бы сделать свой собственный жест, непристойный. — Помните, что у всех вас есть место в нашем мире, и соблюдение границ, которые поддерживают наше общество, — это то, что отделит Богов, людей и Смертных Богов от животных.