— Аранея?
При звуке имени паучиха поворачивается и смотрит на меня. Она поднимает две передние лапки и потирает их друг о друга, пока ее эмоции изливаются в мой разум. Ласка. Уют. Правильно.
Я улыбаюсь. — Тебе нравится?
Она снова сводит лапки вместе, и я заканчиваю надевать тунику через голову, прежде чем заправить ее за пояс брюк и, схватив пиджак, застегиваю его до шеи. — Тогда ты будешь Аранеей, — говорю я ей. — Я думаю, это красивое имя.
Интересно, знает ли она тоже, что это значит. Одной из немногих книг на древнем языке, которые Офелия хранила в своей личной библиотеке, было что-то вроде словаря. Я плохо разбиралась в древнем языке, но мне было любопытно, каким словом обозначался паук, и, к счастью, кто-то нарисовал маленькое существо прямо рядом с этим словом, и оно оказалось на первой странице книги.
Аранея просто означало «паук», и это то, чем является моя королева пауков. Она — это она сама, паук, королева, и это настолько просто, насколько это возможно.
— В это воскресенье меня не будет, — тихо говорю я, снова сажусь на кровать и натягиваю ботинки. Я вкладываю свои мысли в ее сознание, направляя ее посмотреть, что мне от нее нужно, пока меня не будет. Немного погодя она опускает две передние лапки на матрас, а затем убегает прочь, исчезая за кроватью и в другой дыре в стене. Скорее всего, она отправится поискать себе что-нибудь на завтрак, а потом соберет других пауков.
Как только я думаю об Аранее, добывающей себе завтрак, мой желудок урчит от голода. Проведя рукой по лицу, я встаю и направляюсь к двери, готовая провести остаток этой недели, чтобы воскресенье наступило как можно скорее.
Я направляюсь к Найлу среди толпы Терр, движущихся, как живые мертвецы, с полузакрытыми глазами и низко опущенными головами, пока все они тащатся по холоду в столовую Терр. Он одет в темно-серый пиджак, руки скрещены на груди, а ладони прижаты к бокам при ходьбе.
Несмотря на мою отличающуюся форму, сегодня, кажется, никого не волнует, с кем они идут рядом, когда я проскальзываю в их толпу, пока не подхожу к Найлу и толкаю его локтем. Он вздрагивает и смотрит по сторонам широко раскрытыми глазами, но когда видит, что это я, значительно успокаивается и даже слегка устало улыбается мне.
Я хмурюсь. — Ты в порядке? — С любопытством спрашиваю я.
Он кивает, но ответ прерывается громким, сводящим челюсти зевком, и мгновение спустя он моргает, как будто это испугало его. Качая головой, мы переходим в столовую и вздыхаем с облегчением, когда холод из пронизывающего и резкого становится лишь слегка неприятным.
— Я в порядке, — наконец отвечает Найл. — Я просто устал.
— Как и все, кажется, — замечаю я, многозначительно оглядываясь по сторонам, прежде чем снова сфокусироваться на нем. Он выглядит измученным, но он всегда казался гораздо более приспособленным к работе в качестве Терры, чем я. Что могло вызвать у него такое изнеможение?
— Зима означает более короткий световой день, но не меньше работы, — говорит он. — Я думаю, темнота делает нас всех более сонными, чем мы думаем.
— Ты уверен, что больше ничего нет? — Я настаиваю. — Тебе нужна помощь?
Найл избегает смотреть на меня, уставившись прямо перед собой, и качает головой. — Нет, больше ничего. Я в порядке. Мне не нужна никакая помощь.
Ложь.
Он определенно не в порядке. У него глубокие синяки под глазами, и они соответствуют многим другим. — Тебе дали дополнительные обязанности? — Спрашиваю я.
Он напрягается, а затем моргает, как будто что-то вспоминая. Он поворачивается и смотрит на меня. — Почему ты спрашиваешь об этом?
Отвечать вопросом на вопрос — один из самых древних приёмов ухода от ответа. — Найл. — Я встречаюсь с ним взглядом. Я останавливаюсь, и потому что он не хочет оставлять меня — потому что он просто такой человек, — он тоже останавливается. Даже в то время, как другие Терры ходят вокруг нас, некоторые бросают на нас неприязненные взгляды, а большинство открыто хмурятся на меня. Я удивлена, что никто не был груб с ним из-за меня, потому что мы с ним, похоже, такие… осознание поражает меня.
— Другие Терры просили тебя выполнять их работу? — Я требую ответа.
Он краснеет и опускает голову. — Я действительно проголодался этим утром, Кайра, — говорит он. Еще одна уловка. — Не могли бы мы, пожалуйста, поторопиться, пока все вкусное не разобрали?
Я хватаю его за плечи. — Кто? — Спрашиваю я.
Найл тут же переводит взгляд на кого-то за моим плечом и снова опускает его. — Никто.
Я оглядываюсь, но здесь слишком много Терр, чтобы я могла понять, кого из них он искал своим красноречивым взглядом. Я поворачиваюсь к нему. — Скажи мне, кто тебя беспокоит, Найл, — приказываю я, сжимая достаточно сильно, чтобы показать, насколько я серьезна.
— В этом нет ничего особенного, — возражает Найл. — Я просто помогаю нескольким Террам, которые не успевают…
— Нескольким? Это скольким?
Найл зажмуривает глаза, когда румянец поднимается по его лицу, заливая щеки и шею. — Это… — Он открывает глаза и бросает на меня умоляющий взгляд. — На самом деле это неважно. Пожалуйста, мы можем встать в очередь? Вчера вечером я был слишком занят, чтобы поужинать, так что сейчас я голоден.
Слишком занят, чтобы поужинать? Моя верхняя губа раздраженно приподнимается.
Прежде чем я успеваю сказать «нет» и возразить, Найл отстраняется, и мне приходится отпустить его, иначе я рискую причинить ему боль. Он одаривает меня легкой грустной улыбкой, а затем поворачивается, следуя за последними оставшимися Террами, которые вошли в обеденный зал. Я смотрю ему вслед, и у меня внутри все сжимается.
Я смотрю на него, чувствуя, что отпустить его — неправильно, но я не знаю, что еще я могу сделать. Мои руки сжимаются в кулаки, и я еще раз оглядываюсь через плечо, осматривая комнату из стороны в сторону, пытаясь найти какие-нибудь лица или какие-нибудь подсказки относительно того, кто мог быть ответственен за эти темные круги под глазами Найла.
Вот почему я не завожу друзей на миссиях. Мне должно быть все равно. Потому что, когда я все же подпускаю кого-то к себе, для меня это становится слишком важным.