— Что с тобой не так? — Руэн скрипит зубами, вытаскивая меня на угол улицы. Его слова звучат резко, даже когда его глаза сканируют меня, как мне кажется, в поисках ран.
— Он знает. — Я выдыхаю эти слова, шок и замешательство проходят сквозь меня.
Руэн хмурится. — Да, это я уже выяснил, — огрызается он. — Когда я доберусь до Каликса, я…
— Нет. — Я прервала его, поднимая глаза. — Кэдмон.
Руэн замирает. Бог Пророчества все это время знал, кто я — возможно, даже… кто я. Чье Божественное дитя я.
Дребезжание уличного экипажа доносится с улицы, и я поднимаю взгляд и обнаруживаю, что мы стоим прямо перед кофейней, в которой были раньше, как раз в тот момент, когда общественный экипаж с черным кузовом и потертой дверью, шатаясь, останавливается перед нами. Я смотрю на дверь, которая открывается, и оттуда выходят двое мужчин в серых пиджаках. Мужчины хорошо одеты, но морщинки над их бровями и в уголках рта дают понять, что, независимо от одежды или стиля, они на самом деле люди.
— Вы двое садитесь или как? — кричит кучер с переднего сиденья, переводя свои прищуренные глазки-бусинки на нас с Руэном и раздраженно прищелкивая языком.
Руэн бросает свирепый взгляд на мужчину, и тот вздрагивает, быстро отворачиваясь, как будто у него внезапно появилось важное дело, поправляющее поводья у себя на коленях. Я едва замечаю, мои мысли слишком заняты моим внезапным откровением, чтобы обращать на него внимание. Если Кэдмон уже знает, кто я, тогда убегать бессмысленно.
Что еще он может знать? Интересно. Знает ли он об Офелии? Если он Бог Пророчеств, видел ли он уже будущее? Видел ли он, как Каликс и Руэн узнали о моем наследии? Знает ли он, что со мной будет?
— Кайра. — Я вздрагиваю при звуке голоса Руэна и поднимаю взгляд, когда он придерживает дверь кареты открытой, протягивая ко мне руку. — Давай.
Я смотрю на протянутую руку. Если я возьму ее сейчас, пути назад не будет. Если в Академии вообще когда-нибудь была работа, я, скорее всего, не буду ее выполнять. Потому что, если я возьму Руэна за руку и последую за ним обратно в Академию, я знаю, что там будет еще один человек, которому я открою свои секреты. Теос. Последний Даркхейвен уже выдал свои подозрения на мой счет, когда мы в последний раз…
Я прикусываю нижнюю губу, прерывая это воспоминание покачиванием головы. Это причиняет больше боли, чем я хочу признать. Теос был первым мужчиной, с которым я трахалась не ради работы. Он дарил мне удовольствие снова и снова, а потом лишил меня всего этого ради информации. В уголках моих глаз появляется новое жжение. Передо мной Руэн в замешательстве хмурит брови.
Приняв мой водянистый взгляд за что-то другое, он выходит из экипажа и тянется ко мне. Его руки касаются моих плеч, и я напрягаюсь, не уверенная, должна ли я отбросить их и убежать или просто позволить ему.
— Кайра, посмотри на меня. — Огонь пробегает по мне, когда убеждение в его тоне заставляет мое лицо немедленно приподняться, пока наши взгляды не встречаются.
— Не надо, — выдавливаю я из себя, — использовать на мне свою проклятую Божественность. — Слова произносятся так тихо, что я знаю, что ни проходящие мимо мужчины или женщины, ни кучер экипажа меня не слышат. Но он может.
Лицо Руэна вытягивается. — Я… я и не подозревал, что сделал это. Прости. — Если бы у меня были силы посмеяться прямо сейчас над чопорным Руэном Даркхейвеном, извиняющимся передо мной, я бы посмеялась.
Он вздыхает, а я просто продолжаю пристально смотреть на него, подбивая его сказать те слова, которые он собирался сказать. — Если Кэдмон знает, — говорит он, понижая свой голос до моего собственного, — тогда тебе придется вернуться в Академию. — Он как будто может заглянуть прямо в мои мысли. Я хочу обхватить руками его горло и сжать. — Другие Боги не просто так боятся Кэдмона, Кайра, — бормочет он. — Если он знает, кто ты, и никогда ничего не говорил, даже зная законы, то на то есть очень веская причина.
Я стараюсь не думать о том, на какой риск иду, будучи настолько честной с ним, когда произношу свои следующие слова. — Я не могу рисковать возвращением в Академию, если есть хотя бы малейший шанс, что ты можешь снова предать меня.
Он моргает, вспоминая тот факт, что он был причиной моего наказания все эти недели назад. Со стоном Руэн откидывает голову назад и смотрит в небо. Он бормочет что-то, что могло бы звучать как молитва Богам — то есть, если бы я верила, что он когда-нибудь помолится существам, ответственным за то, через что прошли он и его братья. Затем, прежде чем я успеваю среагировать, он поднимает меня над землей и заталкивает в экипажа.