Скользя пальцами по обеим сторонам стен в этом маленьком пространстве, я делаю нерешительный шаг вперед, затем еще и еще. Все это время присутствие Каликса остается постоянным у меня за спиной. Волосы на затылке и вдоль рук встают дыбом.
Мне не нравится, насколько он близко — особенно после того, что только что произошло. Я кашляю, прочищая горло, пока ищу свой путь в темноте. — Итак, — тихо бормочу я, — как ты думаешь, почему Долос решит, что я усвоила урок, просто позволив обращаясь со мной как с обычной уличной шлюхой перед ним?
Смешок Каликс глубокий и пугающий. — Обычная уличная шлюха? — повторяет он, забавляясь, повышая голос от смеха, который, кажется, поселяется где-то низко в его груди, слишком низко, чтобы что-то легкое могло коснуться его, потому что каждый раз, когда он это делает, это звучит как смех монстра.
Я оступаюсь на шаг, и чья-то рука протягивается — его — хватая меня за бедро и помогая выпрямиться. Нахмурившись, я наклоняюсь и шлепаю по руке, которая все еще прикасается ко мне. Теперь, когда мне больше не нужно притворяться перед ним человеком, мне кажется смешным, что он обращается со мной так, как будто я слабая и ранимая.
— Я так не обращаюсь с обычными уличными шлюхами, — наконец говорит Каликс. — На самом деле, я вообще я никак не обращаюсь с обычными уличными шлюхами, поскольку я редко покидаю Академию, если только меня не призовет кто-нибудь из партнеров моего отца. — Его горячее дыхание касается моего уха, когда он наклоняется ближе, чем раньше. Мой позвоночник напрягается. — Если ты хотела, чтобы я обращался с тобой грубее, все, что тебе нужно было сделать, это попросить.
Я отстраняюсь от него, делая несколько шагов вперед в попытке убежать от него. Это не срабатывает, потому что в следующее мгновение он снова оказывается рядом, вторгаясь в мое пространство, как будто это его право. Рычание вырывается из моего горла, и я подавляю его. Сейчас, конечно, не время враждовать со Смертным Богом — психопатом, который может убить меня так же легко, как я могу убить его.
— Ты уходишь от ответа, — огрызаюсь я. — Почему это было необходимо?
Каликс отвечает не сразу, и когда конец этого темного туннеля становится немного светлее, тусклое свечение чего-то на близком расстоянии заставляет меня моргнуть, поскольку наше окружение становится более четким. Эта проклятая маска сводит меня с ума.
— Долос должен был знать, что мы держим тебя под контролем, — наконец шепчет Каликс. — Вероятно, он почувствовал твое непокорство, когда тебя впервые привели к нему, и ему нужно было увидеть тебя сломленной. Долос не просто так является Богом Заточения, и он прислал тебе эту одежду, потому что хотел увидеть свою пленницу в цепях — красивых цепях, но все же цепях. Было лучше, что это сделал я, чем кто-то другой.
Мое дыхание застилает лицо, вырываясь белым облачком передо мной. Я и не подозревала, что температура так сильно упала, но теперь это имеет смысл. Должно быть, именно поэтому я так интуитивно ощущаю жар Каликса, когда он стоит так близко ко мне.
— Иди, — настаивает он, и я подчиняюсь просто потому, что не думаю, что у меня есть другие варианты. Свет становится ярче, пока мы вдвоем не выходим на открытое пространство с грязной землей, и я смотрю вверх, видя темные сверкающие драгоценные камни звезд над головой. Мы снаружи.
— Наконец-то. — Я опускаю голову когда голос Теоса врезается в меня за секунду до того, как его руки обхватывают меня и практически отрывают от Каликса. Белизна его волос мелькает перед моим лицом на короткую секунду, когда он наклоняется и проводит ладонями по моим рукам и по мне, я думаю, проверяя что-то.
— С ней все в порядке, — говорит Каликс, отходя от меня. Леденящий ветер свистит в пространстве десять на десять. С каждой стороны три высокие каменные стены, одна изогнутая наружу, и когда я смотрю все выше и выше, я понимаю, что это потому, что мы снаружи, рядом с одной из башен Академии.
Теос отстраняется от меня и затем обхватывает ладонями мои щеки. — Ты в порядке? — спрашивает он.
Я настолько ошеломлена этим проявлением заботы, что просто киваю в ответ. Его лицо мрачнеет, и он чертыхается, прежде чем сорвать повязку с моего лица. Я моргаю и протягиваю руку, прикасаясь к коже чуть ниже глаза, когда остальной мир становится более четким. Даже если бы эта проклятая маска не предназначалась для завязывания глаз, она сделала достаточно, чтобы помешать моему зрению, и теперь, когда ее нет, кажется, что все вокруг наполняется новым чувством ясности.