Шеппард изучил амулет. Похоже, это была монета, почерневшая от времени, с просверленной посредине дырой, через которую и был продет витой шнурок. Одна сторона была достаточно потерта, чтобы открыть сияние золота.
Шеппард ощутил, как наваливается отчаяние.
«Не удивительно, что Депре был так жесток…»
Для такого порочного человека предвкушение золота должно сиять гораздо ярче, чем любые нормы на слоновую кость или каучук. При всех слухах о потайных городах и сокровищах, спрятанных в джунглях, ни один не мог сильней разжечь вожделение алчного человека, чем история о затерянном где-то золоте. Кладоискатели веками прочесывали джунгли, выискивая такие сокровища. По-прежнему передавались из уст в уста легенды о золотых копях, вырытых исчезнувшими римскими легионами или даже ветхозаветными воинами царя Соломона.
Шеппард вздохнул, слишком хорошо зная, сколько авантюристов погибли в ходе таких вот безрассудных вылазок. Он уже начал опускать золотой кружок – когда отблеск солнечного света вдруг проявил какие-то буквы на другой стороне монеты. Он опять поднял ее к глазам и наклонил, открывая полустертую надпись. Как следует присмотрелся, и тут глаза его пораженно распахнулись. Чтобы окончательно убедиться, преподобный потер монету, открыв имя, написанное на латыни.
Presbyter Iohannes.
Пальцы сами собой еще крепче сжали золотой кружок.
«Не может такого быть…»
Хотя имя было на латыни, Шеппард сразу понял, что эта золотая монета не была отчеканена каким-то римским легионом. И золото для нее не было добыто воинами царя Соломона. Нет, то, что на ней было написано, намекало на совсем другую историю, столь же фантастическую, как и все остальные.
– Пресвитер Иоанн… – пробормотал он, переводя с латыни.
Про могущественного христианского «царя-попа», царство которого некогда якобы процветало в Африке, Шеппард узнал еще во время учебы в семинарии. В соответствии с текстами, датирующимися двенадцатым веком, пресвитер Иоанн почти в течение века правил древней Эфиопией. Утверждалось, что он – чернокожий потомок Бальтазара, один из трех волхвов, пришедших поклониться родившемуся в Вифлееме младенцу Иисусу. Молва приписывала царству пресвитера Иоанна не только астрономическое богатство, но и владение множеством тайных знаний – легенда даже связывала его с Источником вечной молодости и так и не найденным Ковчегом завета Господня. Многие века европейские правители пытались отыскать этого достославного персонажа. Посылали эмиссаров, многие из которых бесследно исчезли в джунглях и так и не вернулись назад. Даже Шекспир упомянул этого загадочного патриарха в своей пьесе «Много шума из ничего».
Однако большинство нынешних историков скептически отметают это предание про черного христианского царя, правящего на безбрежных просторах Африки, считая его не более чем мифом.
Шеппард не сводил взгляда с имени, отчеканенного на золоте. Ему хотелось воспринимать то, что он держал в руках, как некоего рода фальшивку. И все же, будучи сыном раба, он не мог так поступить. Вместо этого преподобный ощутил трепет родства с этой легендой, с еще одним чернокожим христианином, жившим много веков тому назад.
«Может ли быть хоть сколько-то правды за всеми этими историями?»
И хотя предвкушение золота вполне могло заманить в лес капитана Депре, Шеппард не мог противиться своему собственному стремлению – не к богатству, а к истории, на которую намекала эта монета.
Опустив талисман, он повернулся к М’лумбе.
– И давно уже нет Депре и остальных?
Тот покачал головой.
– Двенадцать дней. Они взяли с собой двадцать человек. – В злобно исказившемся рту сверкнули остроконечные зубы. – И моего брата, Нзаре. Я говорил ему не идти. Но капитэн заставил его.
Шеппард почувствовал, что в этом и крылся корень ярости каннибала – чем можно было воспользоваться.
– Тогда давай заключим мкатаба. Строго между нами.
Безволосые брови М’лумбы настороженно сошлись на переносице.
– Нини мкатаба?
Шеппард приложил руку к рубашке, накрыв сердце.
– Я отправлюсь в Мфупа Уфалме и приведу тебе твоего брата – но только если ты поклянешься, что ты и твои люди останетесь здесь и не отправитесь дальше в земли бакуба.
М’лумба обвел взглядом руины деревни, размышляя над предложением.
– Дай мне три недели, – умоляюще добавил Шеппард.
Рот М’лумбы лишь скривился еще сильней.
Шеппард напряженно ждал ответа. На худой конец, эти недели могли бы дать обитателям деревень на территории бакуба возможность покинуть родные места и укрыться в лесу. Он молился, чтобы предложенный им неравный размен фигур помог защитить эти пятьдесят тысяч душ от предстоящего варварства.