Подход означал неизбежный бой, и деревня обязательно пострадала бы вне зависимости от исхода. Просто от огня сторон — и это в лучшем случае. В худшем ее могли подпалить не те, так эти.
— Откель мы знаем, что это бандиты?
— Только не надо мне заливать, будто ничего не слышали о крушении поезда неподалеку. Между прочим, в вашей зоне ответственности.
— Слыхать — слыхали. Но опосля ухода отряда, — вздохнул староста.
По времени так и должно было быть. Диверсия, затем — отход через тайгу, ночевка в деревне и дальнейший путь.
— Обязаны были сообразить. Честные граждане толпой по тайге не ходят. Или контрабандисты, или просто разбойники. Что у них в санях?! — Последняя фраза прозвучала выкриком.
— Любопытствовать у нас не принято, — пожал плечами староста.
— Пушнина?
— Могет быть, и пушнина.
— Сколько их было?
— Саней?
— Ты не придуривайся. Людей. Да и саней тоже.
— Кто ж считал? Кажись, поболе сотни. И саней вполовину меньше.
— Кто был главным?
— Я его не знаю. Не представлялся он. Но люди евонные, кажись, Виктором Леонидовичем звали.
Старосте не было резона покрывать партизан. Все равно дознаются, да и практической пользы от сообщенных сведений немного.
— Покровский? — вздрогнул стоявший до того безучастно командир, и комиссар встрепенулся вслед за ним.
— Ты что? Покровского не узнал? — взвился представитель правительства. — Или, хочешь сказать, объявлений не читал? За голову бандита — награда, за укрывательство — наказание. Не читал, да?!
— Откель мне знать, Покровский это али еще кто? Да и не укрывали мы никого. Попросились переночевать, не отказывать же? Тайга. У людей это не принято.
— У людей?! — взвизгнул комиссар. И непонятно, то ли он желал прогнуться перед вышестоящими, а то и иностранцем, то ли нервы его не выдержали таежного похода, однако следующего приказа не ожидал никто из собравшихся неподалеку мужиков. — Я вам сейчас покажу, как поступают настоящие люди! Капитан, за укрывательство опасных контрреволюционеров и бандитов все постройки сжечь! Пусть сами поночуют в тайге. Тогда осознают свое поведение. И другим неповадно будет выступать против народного правительства! Выполнять!
— Слушаюсь! — привычно вскинулся капитан. Он-то был человеком подневольным.
— Да ты что?
Беда мужиков: они не сразу поверили в серьезность происходящего, а тем временем солдаты уже бросились выполнять приказания. Капитан распоряжался толково. Одни подчиненные устремились в избы и хлева, выволакивая оттуда все ценное или съедобное, что подворачивалось под руку, другие уже поджигали факелы, третьи — прикрывали своих товарищей, держа под прицелами винтовок жителей деревни.
Справедливости ради — кое-что вынести хозяевам все-таки позволяли, но — следя за тем, чтобы кто-нибудь не извлек оружия.
Под бабье завывание вспыхнула первая изба. Оказаться зимою без крова и припасов равносильно гибели, и кое-кто из мужиков не выдержал.
— Ты что творишь, гад? — Староста подал пример, попытавшись броситься на комиссара.
Того охраняли неплохо. Сразу несколько пуль пробили крепкое тело сибиряка. Но и в предсмертном усилии староста тянулся к врагу.
Как обычно бывает, первые выстрелы разделили время на «до» и «после». Только иногда «после» следуют испуг и раскаянье, здесь же наступила бойня. С одной стороны — винтовки и пулеметы вкупе с организацией, с другой — обычные люди и в лучшем случае — охотничьи ружья, до которых еще следовало добраться. А так — кулаки, жерди, топоры…
Все заняло от силы полчаса. Грохот, крики ярости и боли, треск горящего дерева…
— Что же теперь будет? — капитан явно был ошарашен случившимся.
Погибло полдюжины солдат, но в них ли дело?
— Теперь? — недобро переспросил комиссар. Он набивал патронами барабан нагана. — Теперь с контрреволюцией в республике будет покончено. Раз и навсегда. Мы дали неплохой урок всем, кто не признает народную власть. Остальные — задумаются. Давно требовалось показательно наказать ослушников.
И он покосился на пылающую деревню, чьи улочки были окрашены кровью. Был поселок, нет поселка. Власть народа требует жертв…
— Представляешь, Борис, он на меня едва не кричал.
Авксентьев взял графин, плеснул себе в рюмку. Пальцы слегка подрагивали, и несколько капель попали на стол, да так и остались там.
— Ты ожидал чего-то иного? — внимательно взглянул на него Фортунатов.
— Нет, но я все-таки — избранный народом глава независимого демократического государства, а не папуас какой. — Авксентьев взял рюмку, повертел и, не отпив, поставил ее обратно.