– Я стала бы убарой всего Гора, – смеялась она, – у меня за спиной были бы цари-жрецы и все их богатства и несказанная сила.
Я молчал.
– Но когда я пришла в Сардар… – она вздрогнула. Губы ее шевелились, но она, казалось, не в состоянии говорить.
Я подошел к ней, положил руки ей на плечи. Она не сопротивлялась.
– Вот это, – сказала она, указывая на маленькие круглые купола по обе стороны от входа.
– Не понимаю, – ответил я.
Она высвободилась и подошла к входу. Когда до входа оставался примерно ярд, красные выпуклости засветились.
– В Сардаре, – сказала она, поворачиваясь ко мне и дрожа, – меня отвели в туннель и надели на голову отвратительный металлический шар с проводами и огоньками, а когда меня освободили, мне показали металлическую пластинку и сказали, что на ней записан мой мозг, все мои воспоминания, самые старые, самые первые – все там.
Я слушал внимательно, зная, что девушка, даже принадлежащая к высшей касте, мало что может понять из происшедшего с ней. Цари-жрецы разрешают представителям высших каст на Горе доступ только к знаниям второго уровня. Низшие касты получают только отрывочные сведения знаний первого уровня. Я полагал, что есть и третий уровень, предназначенный только для самих царей-жрецов, и рассказ девушки подтверждал мое предположение. Я сам не разобрался бы в действии машины, о которой она говорила, но ее назначение и теоретические принципы в целом мне были ясны. Она говорила о сканере мозга, который делает трехмерные микросрезы, особенно наиболее глубоких и наименее подверженных изменениям участков мозга. Получившаяся в результате пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки пальцев; она так же уникальна и неповторима, как ее жизнь; в сущности это и есть физическая модель ее жизни, изоморфный аналог ее прошлого, всего, что она испытала.
– Эта пластинка, – сказала она, – хранится в туннелях царей-жрецов, а эти, – она вздрогнула и указала на выпуклости, несомненно, сенсоры какого-то типа, – ее глаза.
– Должна существовать какая-то связь, может быть, луч между пластинкой и ими, – сказал я, осматривая выпуклости.
– Ты странно говоришь, – заметила она.
– А что произойдет, если ты пройдешь между ними?
– Мне показывали. – Глаза ее были полны ужаса. – Провели между ними девушку, которая, по их мнению, не исполняла свои обязанности.
Я неожиданно вздрогнул.
– По их мнению?
– По мнению царей-жрецов, – просто ответила она.
– Но ведь есть только один царь-жрец, – сказал я. – Он называет себя Парп.
Она улыбнулась, но не ответила. Печально покачала головой.
– Ах, да, Парп.
Я думал, что когда-то здесь было больше царей-жрецов. Может, Парп последний из них. Не может быть, чтобы такое огромное сооружение, как зал царей-жрецов, построил он один.
– Что случилось с девушкой? – спросил я.
Она содрогнулась.
– Как ножи и огонь.
Теперь я понял, почему она так боялась покинуть комнату.
– Ты пыталась закрываться? – спросил я, глядя на бронзовый сосуд у стены.
– Да, – ответила она, – но глаза знают. – Она печально улыбнулась. – Они видят сквозь металл.
Я удивился.
Она подошла к стене и подняла бронзовый сосуд. Закрывая им лицо, как щитом, приблизилась к входу. Выпуклости снова засветились.
– Видишь, – сказала она, – они знают. Они видят сквозь металл.
– Понимаю.
Я молча поздравил царей-жрецов с эффективностью их оборудования. Очевидно, лучи, исходящие из этих сенсоров и расположенные в части спектра, которую не воспринимает глаз человека, способны проникать через молекулярные структуры, как рентгеновские лучи проникают сквозь тело человека.
Вика угрюмо смотрела на меня.
– Я пленница в этой комнате уже девять лет.
– Мне жаль, – сказал я.
– Я пришла в Сардар, – рассмеялась она, – чтобы завоевать царей-жрецов и отобрать у них богатство и силу.
И, расплакавшись, побежала к дальней стене. Стоя лицом к ней, она продолжала плакать.
Потом повернулась ко мне.
– А вместо этого у меня только каменные стены и стальной ошейник рабыни!
И беспомощно в гневе попыталась сорвать ошейник. В ярости она дергала его, плакала и наконец перестала. Конечно, знак рабства остался на ней. Сталь рабских ошейников Гора не поддается рукам девушки.
Она успокоилась.
С любопытством посмотрела на меня.
– Раньше мужчины делали все, чтобы доставить мне удовольствие, теперь я должна доставлять удовольствие им.