Наконец, на шестые сутки стрельцы выскочили на открытый берег. Здесь река, словно волчица с волчатами, петляла по лесу со своими протоками, заливами и старицами. На одном повороте левый берег был высок, там, на холме, виднелись жилища людей, над ними вились дымки.
Ешка остановился, долго разглядывал берег, сказал:
— Ну, кажись, приехали. Вам, служивые, спасибо за проводы, теперь езжайте домой. Мы уж тут как-нибудь одни.
— 'Там черемисы, — сказал старший стрелец. — Они злолюты. Застрелят, однако.
— Если с пищалями придем, непременно застрелят. А коль мы приедем к ним с крестом и миром? Поезжайте. Скажите воеводе, пусть он государю весть перешлет о том, что место для крепости сыскано- Вы же сей берег запомните и, когда будет надобность, воеводам укажите.
Стрельцы радостно повернули коней.
Здесь на реке было протоптано много тропинок. Ешка выбрал одну из них, направил по ней Палату.
— Иди безбоязненно. Я за тобой. Сколь они ни зло-люты, но по бабе стрелять не будут, — и повел за Палагой коня в поводу. Вдруг тропинка раздвоилась, одна вильнула в сторону, в лес. Оттуда был слышен звон молотков о наковальню. Ешка удивило#, он знал, что давним царским указом черемисам строго запрещалось иметь железо и ковать из него любую кузнь: «Не инако тут русские люди есть», — подумал Ешка и направился на железный перезвон. Открылась заснеженная полянка, у. лесной опушки приткнулась небольшая приземистая кузня. Ешка подошел к створчатой двери, постучал. Створка открылась, показался молодой широкоплечий парень. Увидев незнакомых людей, он отскочил вглубь кузни, схватил железный прут. Другой мужчина, борода с проседью, неторопливо наклонился, поднял большой молот.
— Поро кече6, — Ешка сдернул шапку, поклонился.
— Пурыза7, — ответил бородатый, но молот не опустил. Когда около Ешки появилась Палага, напряженность с лиц кузнецов спала, молодой недовольно буркнул:
— Дверь закройте, холоду напустите-
„ Ешка и Палага перешагнули через порог, плотно прикрыли створку двери-
— Ехали вот, слышим — звенит-..
— Откуда ехали?
— Да из кокшайской крепости. Умучились — страсть.
— Вы вроде русские, не черемисы. Откуда язык знаете? — спросил молодой. Он, видимо, был тут за подручного у кузнеца.
— Живал я здесь ранее, знакомых имею.
— Куда путь держите? — кузнец опустил молот* присел на чурбан.
— Ищем илем лужавуя Чка.
— Уж ты не поп ли? — молодой улыбнулся.
— Поп.
— Ешка Большая палка!
— Он самый, — Ешка хохотнул.
— Давно бы так сказал. Тут про тебя Вечный Кочай целые сказки рассказывает. Помнят тебя все-
— Погоди! Кто сказки расказывает? Кочай? Так он жив еще?! Тогда вроде на ладан дышал*
— Недаром его Вечным Кочаем назвали.
— Кочай по-русски — дед. А имя никак не вспомню
— Имя нет.
— Почему?
— Он все время Кочай был. Мой отец когда женился, Кочай уже стариком был. Его молодым никто не видел. Он шочмовуя8 Чка хорошо помнит, он и ему сказки рассказывал, песни пел — вот как он стар.
— Чка разве умер?
— Давно. Отец мой шочмовую сын будет. Топкай его зовут. Все земли до реки Кундыш его: Чкаруэм, Чкаэнгер, Шечка.
— Стало быть, Чка в живых нет. Жалко. Я было хотел ему поклониться, место хотел попросить. Чтобы жить на старости лет, богу молиться.
— А места много. У отца спроси — позволит.
— Как тебя зовут?
— Коришка. Гришка, если по-русскому.
— Скажи-ка мне, Гриша, разве теперь царь черемисам железо ковать позволяет? Раньше, я помню-..
— И теперь не позволяет.
— А как же? — Ешка кивнул на наковальню.
— Это не наша кузница, а дяди Ильи. А он русский.
— Царя, стало быть, перехитрили? — Ешка снова хохотнул.
— Зачем же,— Илья подошел к горну, сунул в пылающие угли кусок железа, качнул меха. — Царь, ведь он чего боится? Чтобы инородцы копья, мечи, наконечники для стрел не ковали, не вооружались чтоб. Я и не кую. А без лемехов для сохи, без лопат, без топоров, без ножей как обойтись? Люди хлеб сеют, лес рубят, на охоту ходят. За все это ясак царю платят. Им без железа не обойтись. Вот меня и приспособили. Дом помогли построить, кузню.
— Женить хотим, да не соглашается-
— Поздно уже. Дочку вот жду с Камы-
— Стало быть, один бобыльствуешь?