- Боли больше не будет, дитя. Не думай ни о чем, отдайся ощущениям своего юного, созданного для любви тела – и я постараюсь доставить тебе удовольствие, какое женщина может познать только в мужских объятиях.
Она не верила, и единственным способом доказать правдивость его слов казалось как можно скорее овладеть ею. Что архидьякон и сделал с нетерпеливым удовольствием, медленно погрузившись в горящее, влажное лоно на всю глубину.
- Видишь, это совсем не как в первый раз, - хрипло шептал он, лаская шершавыми руками девичью грудь. – Боже, как ты восхитительна, Эсмеральда!.. Ты совершенна. Обладать тобой – высшее блаженство, какого только можно достичь в этом мире… Ты сделала меня счастливейшим из смертных!
Движения распалявшегося мужчины становились все более быстрыми. Сгорая в пламени собственного вожделения, он с таким неистовством комкал в судорожно сжатых кулаках тонкую простыню, что та жалобно трещала, грозя разорваться.
- Обними же меня своими чудесными ножками, прелестница, - простонал Клод, уже не пытаясь сдержать накапливаемую месяцами страсть. – Прошу… Я должен… Должен познать тебя полностью. О, девушка, молю… сжалься… Я так безумно… так неистово люблю тебя!..
В ответ на его последние слова плясунья с тихим вздохом обвила своими стройными ножками талию нависшего над ней мужчины, немного подавшись навстречу. Ее правая ладошка осторожно легла на покрытую жесткими короткими волосами грудь, пальчики левой слегка дотронулись плеча. Невесомые движения разбудили настоящий вулкан чувств: священнику показалось, что кровь в его жилах вскипела – настолько острое наслаждение испытал он от этих невинных прикосновений.
- Ведьма! - прорычал Фролло сквозь стиснутые зубы. – Что ты делаешь со мной, маленькая колдунья?.. Невозможно желать сильнее, чем желал тебя я; и однако сейчас я хочу тебя вдвое мучительнее прежнего… Даже когда я беру тебя, я не могу утолить этот дикий огонь, терзающий меня!.. Даже сейчас, находясь в тебе, я чувствую, что этого по-прежнему недостаточно! Глупец!.. Я мечтаю, что ты ответишь на мою страсть…
От этих пылких признаний Эсмеральде становилось и сладко, и страшно. Неведомое прежде осознание неограниченной власти над мужчиной кружило голову. Необычные ощущения, появившиеся, стоило ей сплести ножки за его спиной, нарастали, усиливаясь с каждым новым толчком. По мере увеличения темпа и сокращения амплитуды движений, давление на ее нежный женский бутон все усиливалось, и неизведанное прежде мучительное наслаждение заставляло мышцы судорожно сжиматься вокруг его пульсирующей, набухшей плоти. Цыганке казалось, что вот-вот что-то должно произойти, и она неосознанно начала двигаться навстречу этому неизвестному, манящему, запретному…
- Эсмеральда!.. – громко выкрикнув ее имя, Клод пригвоздил к жалобно скрипнувшей кровати юное тело и, стоная и вжимая девушку в перину, замер глубоко в ней, изливая накопившуюся страсть.
Протяжный вздох разочарования вырвался из уст покрывшейся капельками пота плясуньи. Ей казалось, еще минута, и она познала бы то, к чему так настойчиво стремилось ее тело. Сейчас же она ощущала неудовлетворенность и опустошение, непреодолимое желание двигаться дальше, еще крепче прижаться к плоти этого мужчины, окруженной темными жесткими завитками…
- Красавица!.. – хрипло пробормотал архидьякон, уткнувшись лицом в беспорядочно разметавшиеся по подушке ароматные волосы цвета воронова крыла и не торопясь выпускать из цепкой хватки свою бесценную добычу. – Ты ведь тоже почувствовала это?.. О, не мучь меня, ответь!..
Эсмеральда лишь раздраженно передернула плечиками и отвернулась, пытаясь скрыть явно проступившее на лице неудовольствие. Она отчего-то чувствовала себя обманутой: такие ощущения мог бы, наверное, испытывать праведник, всю жизнь боровшийся с земными искушениями и вдруг узнавший после смерти, что никакого Рая ему за это не положено, а святых и грешников ждет одна и та же участь. Вот и молодой женщине казалось, будто обещанное блаженство ускользнуло внезапно прямо у нее из-под носа, хотя она и не понимала, чего же, в сущности, ждала.
В ровном свете тускло мерцающей свечи Фролло легко прочитал всю эту гамму чувств на столь любимом и желанном личике. Радость и удовлетворение затопили его измученное сердце: значит, она все же, вопреки собственному желанию, ответила на его призыв, не смогла противиться первобытному зову природы!.. Жаль, что удовольствие ее было неполным: ему удалось распалить девичье тело, но он не сумел подарить ей истинное наслаждение. Очевидно, женщинам требуется на это больше времени… Но это легко поправить: священник хорошо помнил, что натыкался в одном из трактатов на рецепт зелья, увеличивающего мужскую силу.
- Завтра, волшебница, завтра, обещаю, ты достигнешь того Рая, в котором сгораю я, - пылко выдохнул мужчина, бережно обводя большими пальцами ее черные брови.
Чувствуя во всем теле приятную усталость, Клод, перекатившись на другую сторону кровати, притянул к себе не выразившую по этому поводу никакого протеста цыганку и, блаженно вздохнув, впервые за долгие месяцы без всяких настоек провалился вскоре в глубокий, спокойный сон. Ее тело, покоящееся под тяжелой мужской рукой, оказалось самым лучшим снотворным и успокоительным – именно тем, в чем так сильно нуждался измученный многомесячной пыткой, скользящий по острому лезвию между пропастью безумия и смертью разум.
========== VIII ==========
Выспавшийся и полный сил, архидьякон открыл глаза с первыми лучами едва забрезжившего рассветного зарева. В одну секунду сотни сладостных воспоминаний наполнили его душу теплом и безграничной нежностью. Приподнявшись на локте, он с любовью посмотрел на распростертую на их ложе любви Эсмеральду. Она спала крепким, юношеским сном, перевернувшись на живот; блестящие пряди разметались по постели черными волнами безмятежного моря; маленькая ручка и ножка выпростались из-под одеяла, позволяя лицезреть подлинные сокровища.
Мужчина почувствовал, как очередной прилив желания поднимается в нем, неумолимо увлекая в пучину греховного удовольствия. Осторожно, стараясь не разбудить, Клод откинул одеяло, обнажая казавшуюся мраморной на фоне смуглых ручек спинку. Первое же прикосновение к гладкой коже отозвалось в его теле приятным, мучительным зудом; дрожь сотрясла все существо затрепетавшего от неутолимой жажды священника. Полностью стянув одеяло, он открыл соблазнительные изгибы тела плясуньи, купавшегося в сумрачном свете восходящего солнца, своему жадному взору, мечтая и одновременно страшась дотронуться до этой первозданной красоты.
Горячая рука невесомым крылом небесного ангела коснулась округлого плечика, обвела острую лопатку, спустилась к узкой талии, ненадолго замерла чуть ниже, восторженно обследовала упругое бедро… Девушка завозилась, смутно ощущая сквозь сон легкие, приятные прикосновения. Ненадолго задержавшись на тонкой грани между грезами и явью, она тихо, невнятно прошептала:
- Феб…
В то же мгновение навалившаяся сверху тяжесть безжалостно вырвала ее из ласковых объятий Морфея. Не сразу поняв, где находится, несчастная заметалась, пытаясь избавиться от придавившего ее жара.
- Тише, красавица, тише, - горячий шепот опалил шею. – О, зачем ты снова терзаешь меня!..
Эсмеральда не прекращала попыток вырваться: не желая вспоминать события ушедшей ночи, она все еще не понимала, что происходит.
«Неужели придется начинать все сначала? – в отчаянии думал Клод. – Как приручить эту дикую лань?..»
Быстрые настойчивые поцелуи, обжигавшие плечи и спину, вскоре заставили цыганку припомнить вчерашний вечер. Вспыхнув от жгучего стыда и беспомощности, она покорно замерла в объятиях своего мучителя; лишь короткая нервная дрожь время от времени пробегала по покрывшейся мурашками коже.