Выбрать главу

— Много на себя берешь, девочка. Унесешь ли? — И ответ явно взбешенной Агаты:

— Сколько надо будет — столько и унесу. А что не унесу, то в трюм погружу. Я суперкарго — это часть моей работы!

Вылетевшая в коридор девушка резко развернулась на каблуках и коротко пролаяла:

— Айда в «Пульсар», Кондовый, пока я глупостей не наделала.

В «Пульсаре» было тесно и шумно, облака табачного дыма клубились под низким потолком, у стойки бара толпился народ, и Варфоломей слегка приуныл. Однако место для них нашлось неожиданно быстро. Один из виденных Платиной накануне завсегдатаев проорал: «Давай к нам, куколка, и шкипа своего захвати!» — и минуту спустя они уже сидели за столом, пили кофе с кофейным — конечно же! — ликером. Агате принесли тарелку с кофейными — как же иначе! — пирожными («Комплимент от заведения, сударыня!»), и экипаж «Бестии» как-то очень быстро и легко вписался в общий разговор.

Время от времени кто-то из сотрапезников начинал расточать Агате двусмысленные любезности, но Платина был начеку. Как выяснилось, для того, чтобы окоротить болтуна, было достаточно обнять девушку за плечи и что-нибудь прошептать на ухо, положив свободную руку со сжатым кулаком на стол. Кулак был внушительным, и безобразие немедленно прекращалось. На время, конечно, но и это уже было кое-что.

Прямо на стойке бара расположился потрепанный мужичонка с не менее потрепанной гитарой, перемежавший откровенную похабень и рвущие душу баллады. Проигрыш, начинавший очередную песню, чем-то зацепил Платину, и он обратился в слух.

Не бойся, не верь, не проси — Этот принцип известен давно. Если бой — значит бой, не стоит дрожать и скулить. И пускай головы не сносить, И вокруг лишь дрянное кино, Надо жить, слышишь, парень? Просто следует жить.[6]

Пилот задумчиво улыбнулся. Любому закатцу — да что там, любому человеку, хоть раз вступавшему в схватку, — эти строки были близки и понятны.

Мы не дети, и сказки для нас Пишет рок черной тушью потерь. Будем драться, пока наша кровь по жилам течет. Будут руки крепки, верен глаз, Но однажды откроется дверь, И тогда ты поймешь, что победы были не в счет.

О ком он поет? О себе? Наверняка. А еще о Деснице. И об Агате — вот она сидит, упершись каблуками ботинок в край столешницы, даже про ликер забыла. И о самом Платине, наверное… Стихов Варфоломей не писал даже в юности, да и читать их не любил, но сейчас корявые строки почему-то сжимали сердце.

Подари же простор кораблю И избавься от тверди оков, Чтобы трасса твоя сквозь свет и тьму пролегла, Чтобы жизнь начертила твою Розу шальных ветров, И смерть побоялась ударить из-за угла.

Песня закончилась, притихшие было люди встряхнулись и загомонили каждый о своем. Платина прислушался к разговору и почти не удивился, когда до него донеслись шутливые сетования Агаты:

— Боссу нашему поверхность вообще противопоказана! В объеме-то он ничего, адекватный, а вот на планете… А нам, как назло, еще трое суток до вылета, прикинь? Мы тут со шкипом прогулялись на экватор — пикничок там, то-се… возвращаемся, а босс, сердешный, водяру шмалью подпер и торчит посередь номера, как забытая в поле лопата. Недвижимость недвижимостью. А что это будет через трое суток, я вообще представить боюсь. Кир, ты не в курсе, как-то можно ускорить процесс?

Ответа собеседника Агаты Варфоломей не услышал, снова отвлекшись на певца, поэтому тяжелая рука легла на его плечо совершенно неожиданно.

— Слышь, летун, — сипло проговорил подошедший мужик хорошо за пятьдесят. — «Бестия» — ваша птичка?

— Ну, наша, — настороженно ответил Платина.

— Девчушка твоя говорит, вам тут торчать не с руки… Хочешь, очередями поменяемся? Мне, в общем, не к спеху, а тоннаж почти такой же. Кусков за пять, лады?

— Лады. — Варфоломей был настроен более чем решительно. Пять тысяч за прекращение имевшего место быть в номере бесчинства представлялись ему ценой совершенно незначительной. — Когда старт?

— Через четыре часа. Успеете?

вернуться

6

Стихи Анны Волошиной.