— Маршал, он ни хатта вам сказать не может, — рядом оказалась красно-черная голова Дарт Хексид. Завернутая в белоснежную меховую накидку, она сама немного походила на талза. — Они все понимают, но разобрать, что говорят они на своем языке — очень сложно. А дроида-переводчика я забыла в другой накидке.
— Да чего тут понимать? — опешил Кеймейкер. — У него на левом боку ожог от подмышки до ноги, во втором рана, в которую я голову могу просунуть, не снимая шлема, а обе ноги с открытыми переломами! Да где эти медики, чтоб их Джанго Фетт в аду встречал!? А, плевать, я сам!
Сбросив со спины рюкзак, маршал принялся накладывать бакта повязку на дырявый бок талза, в то время как над Альсофом склонилась Дарт Хексид, положив руки на голову последнего выжившего бойца отряда спецназа «Яростные и неудержимые комочки шерсти».
— Потерпи малыш, — произнесла она, закрыв глаза. Альсоф дернулся, думая, что сейчас его накажут за то, что он был неосторожен, но вместо этого почувствовал, что по его телу начинает разливаться тепло. — Сейчас боль уйдет. Все будет хорошо. Тебе нужно отдохнуть. Поспи, мы доставим тебя туда, где тебя подлечат. Обещаю, малыш, все будет хорошо.
Оно шло из рук забрачки, снимая боль с поврежденного тела. Альсоф почувствовал, что холод изнутри отступает. Талз знал по рассказам старших — когда холод проникает внутрь — значит приближается смерть. А если холод уже внутри, но уходит? Что это значит?
Альсаф почувствовал, что ему хорошо. Он словно летел, паря в воздухе. Его укачивало, словно воздух, на котором он плыл, качался то вверх, то вниз. Приятно. Натруженные мышцы расслаблялись, боль в теле уходила. Даже мышцы рта, которые он сжимал, чтобы не разрыдаться и не закричать, и те как-то обмякли… Как будто он засыпал… Но спать нельзя! Старшие говорили, что спать на священном снегу — это прямая дорога к холоду внутри! Кто заснул на снегу — не просыпается!
Но Дарт Хексид сказала, что он может отдохнуть. Папа всегда говорил, что старших надо слушаться! А Дарт Хексид — командир, значит она старшая. Ее можно слушаться. Но она не талз! Откуда она знает, что нельзя засыпать на снегу? Вдруг она не знает, что придет холод?
Он хотел рассказать этой доброй женщине, что она делает все неправильно, но уже проваливался в дремоты. Глаза не хотели открываться, а тепло внутри становилось таким приятным, что он даже не сообразил, как его подняли и переложили куда-то.
— Чтобы вас так эвакуировали! — услышал он краем сознания раздраженный голос маршала Кеймейкера. У штурмовиков одинаковые голоса, как и талзов. Но Альсоф умел отличать интонации — у командиров они всегда требовательные. Ведь командир — старший, а старшие всегда указывают младшим. — Жестянка, просыпайся давай! Бойцу помощь нужна!
— Сканирую, — этот голос без эмоций. Значит это дроид. Дроиды холодные, старшие говорят, что дроиды — это те, кто заснул на священном снегу. — Тазл, детская особь, десять стандартных лет. Обширные повреждения внутренних органов. Отойдите от пациента, нужна массивная инфузия, большая кровопотеря. Накладываю кольто-пластыри…
— Десять лет… — почему старший Кеймейкер так удивлен? Ну да, ему всего десять стандартных лет. Да, он еще молодой, но он воин! Как и все в его клане.
— Маршал, — а это — Дарт Хексид. Добрая женщина тоже тут? А кто тогда старший на поле боя? Там ведь еще много врагов! — Кеймейкер, твою мать! Что ты делаешь? Прекрати копаться в его сумке.
— Комлинк! У него должен быть комлинк, — твердил Кеймейкер. — Надо связаться с родными, сообщить…
— Маршал! — рявкнула Дарт Хексид. — Прекрати! Нет у него никого! Тазлы воюют в Гамма-легионе кланами. Один отряд — один клан. Отряд этого малыша погиб, когда пытались взорвать этот хаттов юужань-вонгский танк. Все — мать, отец, братья… Все сгорели.
— Это шутка, генерал? — подавленный голос у маршала. Почему он перестал командовать? Он перехотел быть старшим? А так можно? — Мальчишка спас корпус от уничтожения и остался сиротой?
— Боюсь что так, — в голосе Дарт Хексид послышалась боль. — Судя по приборам, он проспит еще пару суток, пока инфузия боты не восстановит повреждения. Пошли, Кеймейкер, лучшее, что мы сейчас можем сделать — это перебить всех юужань-вонгов. Не знаю как тебе, а мне полегчает от осознания того, что чем больше мы их перебьем, тем меньше таких вот героических сирот потом получим.
— Момент, генерал, — Альсоф почувствовал, что ему в лапу легло что-то тяжелое. — Это мой бластер, малыш. Другого нет, но считай его наградным. Это все, что я для тебя сейчас могу сделать. Жаль, что так мало, но… Постойте, генерал, я с вами. Дайте мне огнемет, и пусть корпус вооружится ими. Сейчас мы этим гвоножуям уродливым покажем, что такое настоящее адское пламя. Отряд «Инферно», суки такие, завидовать начнут.