И сейчас ее судьба оказалась в его руках. Война, сражения, атаки и оборона — теперь это ее жизнь. Вместо знаний о целительстве, она впитывала в себя умение владеть световым мечом. Судьба отдельно взятого джедая оказалась переписана, сменив свой курс на прямо противоположный. Взамен спасения чужих жизней, она была вынуждена их отнимать. И делала это успешно. Правда, не забывая и то, что изучила ранее. Энакин мысленно поблагодарил покойного мастера Симмса за это — навыки целителя пригождались ничуть не реже, чем искусство владения световым мечом.
Неимоверно жаль, что сейчас их оказалось недостаточно, чтобы полноценно спасти жизнь другому разумному.
Обри тягостно вздохнула.
С девушкой всё вообще было довольно… неоднозначно. Она была чуткой, внимательной, заботливой. Она знала свой предел — и не стремилась к тому, чтобы стать лучшей. По крайней мере — не сейчас. Не после Джабиима, наглядно показавшего, что нет чести в собственном величии, когда вокруг гибнут твои братья и сестры, а эхо смертей в Силе не смолкает ни на секунду, она замкнулась, самостоятельно варилась в собственных эмоциях и чувствах. Никто в Храме не пожелал помочь ей. Не поговорил, не выяснил ее тревоги, не развеял тоску о погибших товарищах.
Никто, кроме него. Кому как не Энакину — одному из трех выживших на Джабииме джедаев, были понятны ее переживания. Немудрено, что, став его ученицей, девушка стала… чуть более эмоциональной. Завеса невозмутимости и отчуждения, которой она огородила себя, дала трещину. И вся та боль, страдания, что она копила в себе, сейчас выходили наружу. Это не было Темной стороной — любому, кто сказал бы об этом, Энакин разбил бы лицо. Девушка стала ему близка за это время. И впервые он почувствовал, что не безразличен кому-то в этом Ордене. Не как «Избранный», которому все без исключения заглядывали в рот и старались выковать из него оружие Света. Нет. Как обычный разумный, который, несмотря на все учение Ордена, все же имеет свое право на чувства и эмоции. Главное — не давать повод окружающим понять это. Не позволить джедаям пробиться сквозь маску, которую он надевал каждый раз, когда должен был общаться с Оби-Ваном, или кем-нибудь из Ордена. Лишь в обществе Обри и клонов Энакин чувствовал себя… живым. И дорожил каждым из этого небольшого круга доверия. Особенно — Обри, своей ученицей. Своей… настоящей ученицей. Выбранной по совету друга и собственному почину, а не навязанной Советом — старыми маразматиками, для которых смерть или увечья еще одного джедая — лишь «Воля Силы».
Молодая девушка сидела молча, недвижимая, словно статуя. На ее лице не дрогнул ни один мускул, но сжатые в кулаки побелевшие пальцы выдавали кипящие в ней страсти. Не говоря уже о том, что стоило лишь обратиться к Силе, чтобы почувствовать захлестывающие это хрупкое создание эмоции.
Которые, словно близнецы, отражали собственное настроение Скайуокера. Это было… чем-то новым для них обоих. Словно их эмоции, чувства стали одним целым. Он всегда мог уловить ее мысли и настроение, а она — его. Да, это не полноценная телепатия — разобрать можно было лишь обрывки… Но, и это — огромный шаг вперед. Даже прыжок — учитывая, как редко между джедаями образовывается подобная связь.
Обри контролировала себя. Не скатывалась в истерики, скандалы, не закатывала сцены. Она источала печаль, вызванную не самым результативным исходом ее лечения. Испытывала стыд и злость на себя оттого, что не смогла сделать большего. Обижалась на то, что не была рядом с этим ребенком, и свои целительские способности использовала уже тогда, когда Ханна практически слилась с Силой. Однако всё это оставалось глубоко внутри, практически не прорываясь наружу. Ее воля, которая могла бы посоперничать по крепости с дюрасталью, держала эмоции в узде. Глядя на такой контроль, Энакин мог лишь выразить свое восхищение.
В Ордене говорили, что ученик и учитель неосознанно влияют друг на друга, и процесс обучения идет в обе стороны. Он делился с девушкой всем, что знал сам. И в то же время, заражаясь ее примером, крупица за крупицей, усиливал клетку, в которой дремал его собственный дракон ярости.
С определенной точки зрения, Энакин считал Обри образцовым джедаем. Из числа тех, кто не ходят вокруг с непроницаемым паззак-фейсом, словно им известны все таинства вселенной. Она прекрасно осознавала свой уровень знаний и стремилась учиться, постигать новое. Но, не с жадностью, с которой путник в песках Татуина утоляет жажду после длительного перехода. А с невозмутимостью аристократа, вкушающего новое блюдо и не забывающего о манерах.