Выбрать главу

— Похлебай-ка щей, — прервала его жена.

2

С распухшей авоськой в одной руке, с хлорвиниловой сумкой в другой Катя Додонова тряслась в загородном автобусе. Волосы ее растрепались, рыжеватые пряди упали на глаза. Она несколько раз тряхнула головой, чтобы поправить волосы. Улыбнулась, подумав, да, нагружена и вскидывает голову так же, как ишачок — маленький и выносливый, который по утрам развозил по улице воду в ее родном степном городке.

Катя спешила. Она оставила на попечение соседки спящего Лешку и умчалась в город, чтобы купить Виктору подарки и чего-нибудь вкусненького: завтра день рождения мужа. Вечером будет столько хлопот, надо и жарить, и парить…

Она снова усмехнулась: вспомнила первый приготовленный ею семейный обед.

Они с Виктором только что устроились в военном городке, и она, встав рано утром, энергично взялась за дело. Меню было продумано заранее. В подаренной ей бабушкой к свадьбе поваренной книге Катюша нашла редкостное блюдо, кажется, французское: картофель, сваренный в вине. Вот это вещь!

Когда муж проснулся, она торжественно поставила на стол дымящуюся чашку. Виктор зачерпнул ложку, проглотил — и застыл с удивленным и смущенным выражением. Чтобы не обидеть жену, снова принялся за диковинную, еду, но не выдержал и вытащил из еще не распакованного чемодана лежалую колбасу. Впрочем, остатки вина он допил.

…Автобус свернул к военному городку и остановился на пыльной площадке у забора. Катюша выпрыгнула из машины и, прежде чем идти домой, привычно поглядела в сторону летного поля. Над аэродромом — ни одного самолета. Тишина. Видно, полеты закончились.

Ею часто овладевало беспокойство. Стоило взглянуть на фуражку мужа, взять в руки недочитанную им книгу, как она принималась думать, где сейчас Виктор, что с ним.

Она выходила из городка и часами смотрела на взлеты и посадки истребителей. Тщетно пыталась она угадать, в каком самолете летит муж.

Ей особенно нравилось наблюдать за тем, как истребители, вынырнув из загадочной дали, закладывают над аэродромом крутые виражи. Мчащиеся рядом машины вдруг разлетались красивым веером и плавно совершали разворот. Свист турбин при этом казался мягким и нежным, он приходил как сигнал о том, что все в порядке, как успокоение после тревоги.

Сейчас дорога на аэродром была пустынной. Конечно, летчики уже дома, и Виктор нянчится с Лешкой. Катя, легко приподняв сумки, побежала к «крейсеру». В нем квартировало их молодое семейство в составе ее, Кати, двадцати одного года, с незаконченным высшим образованием, Виктора Додонова, лейтенанта, двадцати пяти лет, военного летчика третьего класса, и Лешки, их сына, человека шести месяцев.

Пока они жили в скромной комнатке-десятиметровке: все молодые летчики проходили период «крейсирования», как здесь говорили, прежде чем перебраться в отдельную квартиру кирпичного ДОСа.

У входа в «крейсер» вдоль его «бортов», топорщились кусты акации. Они прикрывали скамейку и столик, за которым в часы отдыха авиаторы играли в шахматы или бурно забивали «козла».

За столиком сидела женщина средних лет в зеленой шерстяной кофте, с полным лицом и быстрыми глазами.

Встреча была не из приятных. Эту женщину обитатели городка недолюбливали и втайне окрестили «перехватчицей». Уж очень любопытной была жена начпрода, все-то ей надо было узнать: какое платье шьет жена начальника штаба, что варит на обед соседка и когда представят командира эскадрильи к званию майора.

— Здравствуйте, — сказала ей Катя, ожидая обычных расспросов.

— Здравствуй, здравствуй, милая, — ответила ей «перехватчица». Она больше ничего не прибавила, но, как показалось Кате, поглядела значительно и сочувственно. Катю в сердце тотчас кольнула тревога. Она опрометью кинулась по длинному коридору в свою комнату.

3

В то время, когда Катя входила в «крейсер», ее муж, лейтенант Виктор Додонов, стоял в одной из комнат штаба, у магнитофона. Еще с ночи Виктор был в полной летной экипировке, лишь успел снять шлемофон. Ноги затекли. Хотелось размяться, пройтись или присесть. Додонов поймал себя на том, что, покачиваясь, ступает с пятки на носок.

Этого еще не хватало. Полковник, высокий, сутуловатый, стоит рядом и, наверное, неприязненно следит за ним. Что же ему, Додонову, остается делать? Тянуться и внимательно слушать эту веселенькую магнитофонную запись. И нет ей, окаянной, конца. Размеренно крутятся в косых лучах солнца белые пластмассовые диски, узеньким ручейком струится лента.

Скосив глаза, Додонов вглядывается в лицо полковника. Оно непроницаемо. На нем не прочтешь ни гнева, ни возмущения, ни досады. Выбритый до синевы тяжелый подбородок подан вперед. Глубоко посаженные темно-серые глаза полузакрыты. Пшеничные с сединой брови нахмурены. Он весь внимание: «перешел на прием».