Будучи в течение многих лет профессиональным библиотекарем, я с нетерпением ждала возможности исследовать то, что, как я предполагала, станет большой коллекцией источников, посвященных знаниям о лекарственных растениях тех людей, что я называю своими предками. Предки с обеих сторон моей семьи – ашкенази из черты оседлости. Семья моего отца эмигрировала в США и Канаду в начале XX в. из нынешней Украины, а именно из Киева и Черкасс. Родители моей матери были из одного региона Польши. Одна ветвь этой семьи восходит к основанию их города в начале XVIII в., где они оставались до самого начала Второй мировой войны.
Можно предположить, что ашкенази, имеющие хорошо задокументированную историю пребывания в черте оседлости Восточной Европы, восходящую, по крайней мере, к Средневековью, могли бы иметь исчерпывающий и выдающийся канон, посвященный целительским практикам, который бы, несомненно, включал в себя растительную медицину. Но такое предположение очень далеко от истины.
Когда я начала свои исследования, я была сначала удивлена, а затем шокирована полным отсутствием какой-либо информации о травничестве в общинах ашкенази черты оседлости. И я не была одинока в своем открытии – или его отсутствии. Несколько студентов из моей группы, имевшие такое же образование, тоже пришли с пустыми руками. В сердцах одна из нас пошутила: «Ну, по крайней мере, у нас есть куриный бульон!» Она была так же поражена, как и я, тем, что буквально ничего не смогла найти, но утешала себя верой в то, что старшее поколение, несомненно, полагалось на растительную медицину. А если и нет, то, вероятно, из-за религиозных ограничений.
Я все это обдумала. Хотя я не была воспитана в вере и почти ничего не знала об иудаизме, мне казалось сомнительным, что какая-либо религия, какой бы строгой она ни была, запрещает людям заботиться о себе. Что я действительно знала, так это то, что евреи, претерпев бесчисленные лишения, выживали в течение тысяч лет. Должно быть, им помогла природа вокруг них и окружавшие их растения.
Опираясь на свой опыт библиотекаря, я предполагала, что кто-то где-то в прошлом веке, должно быть, провел этноботаническое исследование народа ашкенази черты оседлости. Выглядело естественным, что объективная третья сторона могла провести базовый опрос такого значительного населения.
Но даже тщательный поиск в этноботанической литературе оказался безрезультатным. Информации, которой, как я предполагала, будет много, не существовало. Мой муж, который говорит и читает на нескольких языках, многие из которых имеют отношение к данному исследованию, изучил множество источников со всеми возможными лингвистическими углами зрения на предмет. В конце концов стало совершенно ясно, что не существовало не только этноботанического исследования восточноевропейских ашкенази, но и опубликованных описаний самих целителей, которые применяли бы знания о лекарственных растениях.
Я не могла смириться с таким поворотом событий. Хорошо это или плохо, но моя прежняя профессия преследовала меня, и я стала еще более неустанной в своей миссии по поиску доказательств травничества ашкенази. Не к этому ли подталкивали меня предки? Кто знает. Но я точно знаю, что не хотела чувствовать себя своего рода контрабандистом, вечно вынужденным ссылаться на традиции других народов, совсем не зная, на какие знания о растениях полагались мои дедушки и бабушки. Я была уверена, что если буду продолжать поиски, то в конце концов наткнусь на какие-то улики, которые, как я знала, существуют.
Моя настойчивость завела меня во множество тупиков, но время от времени я натыкалась на манящие фрагменты травнического прошлого ашкенази. Иногда у меня случались небольшие прорывы – например, в ту ночь, когда я без всякого энтузиазма искала изображения целителей в базе данных, посвященной холокосту. Вместо портретов я нашла фотографию чего-то похожего на старинную молочную бутылку. Когда я увеличила масштаб, чтобы лучше рассмотреть, неповрежденная этикетка намекнула на увлекательную и совершенно неожиданную историю. Это была бутылка «биттера» – ликера для поддержания здорового пищеварения, настоянного на лекарственных травах, таких как горечавка. Позже я обнаружила, что такие аперитивы были распространены в общинах ашкенази как в черте оседлости, так и за ее пределами.
Поиск изображений неуловимых народных целителей черты оседлости привел меня к источникам, которые я иным способом могла бы не найти. Один из них – каталог выставки. В нем представлены фотографии, сделанные в городах и селах черты оседлости в начале XX в. во время экспедиций Ан-ского. Кем был Ан-ский и почему его работа важна для изучения травяного наследия восточноевропейских ашкенази начала XX в.? Этнографическая работа Ан-ского – один из многих источников, которые вошли в основу этой книги, чтобы можно было наилучшим образом сфокусироваться на истории травничества ашкенази на предстоящих страницах.