— Нет–нет, снова не то. Он не любимец, он… – Минерва щелкнула пальцами, ловя слово.
Ей самой захотелось назвать то странное положение, которое Смит ухитрился занять в школе за два месяца.
— Он на своем месте, понимаешь? Такой человек нам был нужен уже давно, а теперь появился.
— Понимаю, – отозвался Рем тихо и без тени улыбки. – Он нам полезен и незаменим.
— Получается так, словно мы им только пользуемся, – возразила Минерва, – а это не так. У него хорошие отношения…
Она запнулась. Хорошие отношения у Смита были со всеми, но это ровным счетом ничего не значило. Казалось, он открыт: всегда где‑то рядом, на расстоянии вытянутой руки, не то что прежние зельеделы, вечно шаставшие в Хогсмид, в Лондон, в Годрикову Лощину – куда угодно, лишь бы не дежурить. Опытный, обожженный жизнью и драконами, суровый и неболтливый, но исполнительный и внимательный. Ни одного несчастного случая на зельях за почти два месяца учебы – Минерва не помнила, когда такое было.
Возможно, не слишком приятный, зато надежный и полезный, Смит казался простым и понятным – до этого момента. Теперь Минерва поняла, что за всей этой мишурой – сувенирными чашками, шарфами, драконьими сказками и ругательствами на непонятном языке – Смит спрятался надежнее, чем за плащом–невидимкой. Какой он? Кто он? Зачем приехал в чужую страну, бросив друзей и насиженное место? Не учительской же зарплатой, в самом деле, соблазнился.
— Четвертый этаж, – сообщил Рем. – Мы промахнулись, кажется.
Минерва чуть не хлопнула себя по лбу. Четверг! По четвергам вредная лестница пропускала нечетные этажи. Ну вот, теперь только через весь этаж к другой лестнице.
— Простите, я вас перебил. У Смита хорошие отношения?..
— Со всеми, но, по–моему, ты его знаешь лучше всех нас, – призналась Минерва.
— Со всеми, кроме профессора Снейпа, – уточнил он. – Это не он жаловался, это Дора сказала. Что, правда, или она преувеличивает?
— Правда, пожалуй, – согласилась Минерва. – Хотя профессор Снейп всех зельеделов не жаловал.
— Но всех – за дело. Чем же ему Эван не угодил?
— Тем, что дружит с Чарли Уизли? – фыркнула Минерва. В самом деле, Северус с первого дня демонстрировал свое отношение к новым коллегам, но скоро терял к ним интерес, возвращаясь к воспитанию слизеринцев и третированию Невилла и Ханны. Но Смита он не оставлял в покое.
— Они сталкиваются все время, – признала Минерва. – Смит помогает Авроре разбирать слизеринские конфликты, и Северусу это не нравится.
— Деканит, стало быть, – пробормотал Рем.
— Что?
— Я говорю, Северус все еще деканит, беспокойный человек. А мы пришли.
— Да, – спохватилась Минерва. Они как раз поравнялись с дверью, ведшей в личные комнаты преподавателя защиты от темных искусств.
— Спасибо, что проводили, – улыбнулся Рем. – Где‑то у меня был пароль… Ага, вот он!
Он выудил из кармана мантии клочок пергамента, расправил – и замер, поймав взгляд Минервы.
Вот с пергаментом уже через край, едва не возмутилась она вслух. Старый, потерявший нюх, слух и память… сорокапятилетний оборотень! Кто кого проводил, хотела бы она знать. И к боковой лестнице тоже специально потащил, чтоб дать крюк через четвертый этаж – а то поговорить о друге не успели бы. М–мародер…
Рем затолкал клочок пергамента обратно в карман, усмехнулся виновато – «Вы ж меня не выдадите, профессор Макгонагалл» – и скрылся за дверью.
Вот, снова: она хотела расспросить и, если надо, помочь, а вышло так, что ее расспросили и, похоже, помогли. Во всяком случае, навести порядок в мыслях.
Чем‑то они оказались пугающе похожи: новый зельедел и старый знакомец, большие специалисты в области мишуры. Рем Люпин – герой войны и славный парень, весь как на ладони, усатый, носатый, совершенно безобидный, Хогсмид немножко гордится, что герой живет здесь, и немножко жалеет героя, когда он плетется на почту, отдыхая у каждого столба – и никому в голову не придет бояться, ну подумаешь, оборотень, он же вон какой – скромный, добрый, раненый…
Андромеда боялась – это Минерва точно знала, кошку не обманешь. Ценила, уважала, даже любила, наверное, – и боялась. Минерва не знала, было ли так всегда или решающими оказались те несколько дней после Хогвартской битвы.
Минерва видела его тогда всего раз или два, в больнице, кажется, возле Нимфадоры. Он был на себя не похож, даже лицо изменилось, будто сквозь него проступали черты другие, пугающие, и голос, и движения… Ее царапнула беспокойная мысль, он поправится или теперь так будет всегда, а потом отступила под грузом бед и хлопот: похороны, разрушенная школа, бесконечные суды, на которых требовали вспомнить, кого и где она видела, и где был младший Малфой, и младший Крэбб, и младший Нотт. А потом она пришла к Андромеде, и Рем уже был дома, и был почти здоров, только седой и постаревший лет на пять разом, но совершенно счастливый. «Она меня узнала сегодня, Минерва, она выкарабкается». И жаль его было до слез.