— Я не думал, что все настолько серьезно. Извини, забудь.
Хлопнула дверь.
— Народ, вы там уснули, что ли? – позвала Джинни. – Домой пора!
Гарри, уже не скрываясь, прошел в гостиную. Вернулись Билл и Флер с детьми, Тедди шумно хвастался полным котелком сладостей, Рон возился с камином, Джинни обнимала Гермиону и давала ей последние ценные советы, и Гарри уже готов был бы поверить, что ему примерещился пугающий разговор в темном коридоре, если бы не Рем. Он улыбался и таскал сладости из котелка, но глаза – ровно тот взгляд, который себе представил Гарри.
Гермиона подошла к нему, быстро оглянулась.
— Давай пергамент. Я посмотрю, что можно сделать. Две унции?
Рем просиял.
— Для верности три. Спасибо, солнышко. Мне очень нужно, правда!
В глазах его светилась такая неподдельная радость, что хотелось обнять и трепать по загривку, как большую собаку, что тут же и сделала Тонкс.
Джинни в очередной раз напомнила – пора домой. Гарри подхватил спящего сына и нырнул в камин. Все было хорошо и спокойно, вот только мелкая заноза никак не хотела выскакивать из памяти: этот заказ Азкабаном пахнет.
За окном лупил дождь, второй день почти без перерыва. Капли звонко щелкали по подоконнику. Уизли открыл дверь, впустив облако стылого мокрого воздуха, с которым, впрочем, согревающие чары быстро справились. Сбросил сапоги, облепленные грязью по самые отвороты, подошел к койке.
Эван лежал, подтянув колени к груди.
— Ты как? Не лучше?
Он молча качнул головой. Дождь, куда уж тут лучше. Болят мышцы, ноет поясница, надо бы сходить до ветру, но мысль об этом внушает отвращение: больно и унизительно. Хотя Уизли благородно делает вид, что не слышит его стонов и ругательств.
— Кто вместо меня дежурит?
— Всеслав. Говорит, долг возвращает.
— Долг, – хмыкнул Эван. – Я ему уже новолуний задолжал, не расплачусь.
— Расслабься, ты на больничном. Со всеми бывает.
Эван закрыл глаза. Уизли еще немного постоял над душой, потом отошел. Длинно заскрипел стул.
Под шуршание пергамента и скрип пера Эван задремал и проснулся от резкого звука. Дверь хлопнула – Уизли вышел.
Постанывая и поругиваясь, Эван вылез из‑под пледа и поплелся в туалет. Ему казалось, он простоял там вечность, но когда он плелся обратно, Уизли все еще не было. На столе валялся кусок пергамента, небрежно прижатый драконьим зубом, и последняя недописанная строчка просто прыгнула в глаза: «Никогда б не подумал, что Малфеныш…».
Эван молча метнулся к столу. Вернее, хотел метнуться, а на самом деле сделал два неуклюжих шага, придерживая поясницу.
«Глазам не поверил, когда прочитал про свадьбу Луны и Драко. Никогда б не подумал, что Малфеныш…» Верх письма прятался под зубом, и Эван не решился его трогать. Рядом лежал листок, исписанный круглым почерком, он быстро выхватил из середины: «Перси заходил на днях, дела у него прекрасно, показывал фотографии и обещал сделать еще, пришлю следующим…»
Эван прислушался – но мерный стук капель заглушал другие звуки. Палочка… Палочка, по вбитой накрепко привычке, – в кармане. Он стиснул ее, сверля взглядом коробку из‑под вафель – под сдвинутой крышкой виднелись письма. А время идет…
Поиск! Красные строки зазмеились из‑под крышки, вспыхивали и гасли прямо в воздухе.
«Гарри, бедняга, эти бесконечные суды его изматывают… добиться условного наказания для всех Малфоев, подумать только… портрет директора Снейпа – вышло очень красиво… и сам знаешь, половину так и не опознали, и даже если опознают – всегда отопрутся, что действовали под «империо», Кигана и Яксли объявили в розыск, Роула и Стокдейла арестовали, а доказательств нет, метку им не поставили, и я их видел мельком и краем глаза, и даже мыслив не помог… Амбридж и Селвин валят друг на друга, только успевай записывать…»
Он уловил все же чавканье глины среди монотонной барабанной дроби, махнул палочкой, пряча следы, и даже успел дохромать до койки. Повалился боком.
Уизли внес промокшую сумку и принялся выставлять на стол бутыли и пузырьки.
— Не спишь, Эван? Меня Дрэджеску нагрузила всем, чем надо. Вот, это для почек, это, сказала, твой горлодер настоялся, она слила и процедила, можешь выпить, если будет желание потрепаться. А этим велено спину растереть. Она сама вызывалась, но я отказался. Правильно? Спину давай. И не шипи, она там без тебя зашивается, да и Слава пожалей.
Эван стащил футболку, замотал в нее предплечья.
— От плеч и чуть ниже лопаток, – прохрипел он. – Мази – с крупную виноградину на каждую половину. И мажь лопаточкой, руки потом не отмоешь.
Он помолчал, чувствуя, как тепло разливается по больным мышцам, и добавил: