Кто он - Владимир Ланге, ирония судьбы или моя единственная настоящая любовь?
Глава 8
Марс (две недели спустя)
Мы лежали валетом и самозабвенно делали друг другу минет. Мир сузился до размера кровати, где мы были полностью поглощены друг другом. Ощущения... не передать словами, да разве это сейчас главное? Мы всхлипывали и стонали, во власти сумасшедших эротических наслаждений, и мне хотелось остановить время, чтобы это захлебывающееся безумие продолжалось вечно.
Когда я успел докатиться до таких откровений? Когда позабыл обо всем на свете, кроме этого желанного стройного тела, ласковых настойчивых губ и горячих рук, умевших быть такими нежными? Когда окончательно и бесповоротно утонул в омуте страсти, отдав этому черноволосому дьяволу тело и душу?
Как он умеет ласкать! Мне до него еще далеко. Интересно, ему так же сейчас хорошо, как и мне? Судя по стонам - да, а лица мне не видно. Ну и дурак, как я могу видеть его лицо, лежа в такой позиции? Глаза закрыты, и открывать их совсем не хочется, все тело как один чувствительный нерв, чутко реагирует на каждое прикосновение любимого. Сдвигаю пальцами крайнюю плоть, захватывая губами мягкую головку, облизываю и чуть прикусываю, слушая его сладкие прерывистые стоны. Мне хочется попробовать его глубже, и я подвигаюсь навстречу, касаюсь грудью его живота, и мой сосок скользит по гладкой теплой коже, а я растекаюсь жидким пламенем наслаждения, приникая к дьяволу еще теснее.
Его палец уже во мне, он трогает и дразнит там, внутри, бросая меня на грань безумия, губы ласкают самое сокровенное, волосы мягко щекочут кожу, - он лежит на моей ноге, подняв вверх другую и крепко обхватив ее за лодыжку. О, нет, я больше не могу, эту двойную эротическую пытку мне долго не вынести. Засасываю его в себя сильнее и весь дрожу, его стоны невыносимо заводят. Что будет, если мы сейчас взорвемся внутрь друг другу? Я слышал, что у спермы очень даже не противный вкус, и многим нравится глотать ее, доставляя партнеру еще одно изысканное удовольствие. Моя рука, давно уже ласкающая соблазнительную половинку его ягодиц, тянется дальше в неудержимом желании испытать неведомое, и палец мягко проникает внутрь, утопая в узкой обжигающей глубине его тела. О, что я делаю, совсем слетел с катушек? Но как же хорошо, и судя по его реакции, он ничего не имеет против, напротив, ерзает и стонет, приглашая дальше.
- Я больше не могу, - выпуская меня изо рта, прерывисто бормочет он. - Мой милый, я хочу тебя, безумно...
Я тоже выпускаю его, переворачиваюсь на спину и смотрю на его лицо шальными глазами. О, Влад, ты чертова сволочь, ты же видишь, я тоже на грани, только сказать об этом все еще стесняюсь, хотя и сам не знаю, почему, после всего того, что мы с тобой тут только что вытворяли.
- Ты все еще такой узкий, мне нравится брать тебя таким, - бормочет он, щедро добавляя смазки. Его руки разводят мои ноги, поднимая их вверх, и я покорно подчиняюсь, весь в предвкушении желанного соития. - Марс, мой любимый, - сразу три пальца во мне, и я уже не сдерживаюсь, я кричу и насаживаюсь на них в поисках спасения от мук желания, я весь в огне, не отрываю глаз от своего чокнутого придурка, я сам такой же чокнутый, я жажду его и млею...
- Возьми меня, Ланге... - Я правда это сказал?! Он улыбается и чмокает меня в коленку, потом ниже, прокладывая влажную дорожку сумасшедших поцелуев к лодыжке. О, что он делает, совсем рехнулся? Я и не знал, что ноги так чувствительны. Я многого не знал, пока с ним не связался!
- Ты правда так сказал? - обалдевшим голосом шепчет он, резко вынимает из меня пальцы и входит, вырывая у меня стоны и бессвязные междометия. - Мой бог войны, ты наконец-то мне сказал...
Я судорожно вцепился руками в простынь, а он все жил и двигался во мне, напористо и в то же время мягко, пока сокрушительная разрядка не накрыла нас с головой, лишая сил и мыслей, и он упал на меня сверху, целуя куда придется, потом дотянулся до губ, вовлекая меня в дерзкий, но в то же время мягкий, и оглушающе чувственный глубокий поцелуй.
Потом мы долго лежали, медленно приходя в себя, и мои пальцы лениво водили по его влажной груди, выписывая на коже беспорядочные узоры. Наверно надо бы встать, выкинуть простыни в стирку и сходить в душ, но у нас не было на это никаких сил.
- Марс, я сейчас безумно счастлив.
- Ты дьявол, Ланге...
- Знаю. Слышал от тебя не раз. Но ты сказал сегодня мне и кое-что другое, гораздо более приятное...
- Не обольщайся. Это было под влиянием момента. Скажи, и неужели я с тобой еще не расплатился? Я видел твою машину, эту безумно дорогую Bugatti, сегодня на парковке. Она уже в полном порядке, разве не так? Так может я уже тебе не должен?
- Ты хочешь от меня уйти? - в голосе отчетливо слышится страх. - На самом деле хочешь? Но разве нам с тобой так плохо? Неужели ты делал это со мной только ради погашения долга?
- Не знаю... Нет. Не только ради долга, но я... я должен взять каникулы от наших встреч, подумать, все осмыслить.
- Марс, ты серьезно этого хочешь? - он смотрит на меня с отчаяньем, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, его лицо искажает гримаса боли. Некоторое время молчит, потом продолжает, мучительно выдавливая из себя слова. - Да, хорошо, я дам тебе это время, только не мучай меня долго, ладно? Я буду ждать тебя, ты помни, что каждый день без тебя покажется мне веком.
***
Следующая неделя показалась веком не только Ланге. Мне тоже не хватало его, просто катастрофически, невыносимо не хватало! Его рук, голоса, смеха, сумасшедших поцелуев! Я жадно смотрел на телефон, меня так и подмывало плюнуть на все дурацкие сомнения и набрать его номер, но глупое упрямство останавливало на полпути, не позволяя сдаться. Ради чего я мучил нас обоих? Спросите - не отвечу! Может, надеялся, что все-таки сработает народная пословица: с глаз долой - из сердца вон, лишь стоит потерпеть немного?
Пословица не сработала, а я не выдержал, выдав себе последний срок до конца недели. Если и тогда не отпустит, (или хотя бы не уменьшится) выматывающая душу чудовищная тоска по моему дьяволу, я прекращу бороться с ветряными мельницами и отдамся ему навсегда, то есть надолго!
В пятницу телестудия встретила какой-то тревожной неестественной суетой. Все бегали, о чем-то шумно переговаривались, чаще других повторялись слова "кошмар" и "Залесье".