Санкт-Петербург. 13 февраля 1880 года
Коняев (великий князь Александр Михайлович)
– Пить! Воды! Нет! Чаю. Горячего с сахаром или вареньем… Много чаю… Два стакана.
И только когда ангел умчался за чаем, я начал приходить в себя. Интересно, в кого я все-таки попал? И почему два стакана чаю это много? И что это за барышня в белом фартуке и столь же ослепительно белой косынке на русой голове? А личико у нее очень даже приятное… Стоп! Старый козёл! Соберись! У тебя информации гулькин хрен, а ты уже по бабам! Ну, был ты в молодости ходок, не без того! Ладно! Давай-ка, посмотрим и хоть крохи информации соберем… Во рту сушит безбожно! Точно! Мне говорили, что побочный эффект внедрения психоматрицы – обезвоживание. А еще меня из воды выловили! Вырвало, это потеря жидкости, опять-таки обезвоживание. В этой ситуации по инструкции ничего кушать пока нельзя. А вот горячее и сладкое питье – это как раз то, что доктор прописал. «Сандро»? Кто сказал «Сандро»? Так… а ведь что-то в голове осталось от предыдущего владельца? Осталось или нет? Ревизия! Здравствуй, память, к тебе приехал ревизор! Зеркало далеко! Нет, не дергаться! Нельзя. Никаких резких движений! Правильно! Когда попал – тонул, начал дергаться. Из-за этого и вырубился. Что-то было про перегруз нейронных соединений. Значит, если бы рядом кого-то не оказалось, то крышка мне была бы! Да! Карьера попаданца могли закончиться, так и не начавшись. Пока несут чай, пытаюсь сосредоточиться. Раньше этот прием, похожий на медитацию, у меня очень даже хорошо получался. Так и есть! Если представить себе память в виде стеллажей с кирпичиками знаний, то мой стеллаж конкретно так покорежило, много кирпичиков разрушено, а какие-то исчезают прямо на глазах… Стоп! Можно ситуацию затормозить! Анализ! Вот эти воспоминания самые свежие, они и тают быстрее всего… Но мне нужны эти, они самые устойчивые, базовые… ничего, пока они не рассыпались…
Сейчас разберемся… И мозговые клетки, в которых сохранились воспоминания и знания, принадлежавшие старому хозяину этого тела, подчинились. Информация стала поступать непрерывным потоком. Перед его мысленным взором на невидимом экране появилось изображение. Нет, это не было похоже на киносеанс. Скорее на просмотр презентации с прикреплёнными к ней видеофайлами. Требовалось дополнительное усилие воли, дабы застывшие фигурки начинали двигаться и звучали голоса на русском, немецком, французском и английском языках. Но почему я их понимаю?! В школе, по причине увольнения «англичанки», пришлось изучать немецкий, а уже позднее, в студенческие годы, усердно штудировать «инглиш» и оттачивать умение перевода, читая единственно доступную в киосках британскую газету «Морнинг стар», а уж как занялся научной работой, пришлось подтянуть на твёрдую четвертку с плюсом. Но вот французский оставался только на уровне текстов песен Шарля Азнавура, Мирей Матье и Джо Дассена. А кадры продолжали сменять друг друга, причем строгой последовательности не было, как будто чья-то рука разрезала ленту диафильма на куски, а потом склеила в случайном порядке.
Твою дивизию, а что это, а что это за шкет, наряженный в полную военную форму, да еще и при сабле? Стоп, но это же я, тьфу, не я, а хозяин этого тела. А рядом ещё мальчишки, смотрящие на меня с плохо скрытой завистью и злобой. А этот бородач в генеральском мундире, усыпанном орденами? Он кладет свою тяжелую длань мне на плече, и я начинаю слышать его голос: «Не ссорьтесь, дети! Не дразните Сандро!» А это папа?! И на этом месте изображение исчезает. Так, разберёмся. Значит, я теперь не кто иной, как великий князь Александр Михайлович Романов, дядюшка последнего императора Всероссийского и одновременно его будущий зять. Приплыли. Я, конечно, надеялся, что мне достанется более молодое тело, чем то, в котором я доживал свой век, но это перебор. Я теперь четырнадцатилетний мальчишка, принадлежавший к «кавказскому клану» Романовых. Правда, император относился к нам с симпатией и выделял из прочих великих князей, но если он погиб при взрыве Зимнего, то значит, наш статус упадет ниже плинтуса, и Константиновичи во главе с «Николашей» не упустят свой шанс выжить нас со света, если не с белого, так из высшего это точно. Но тут опять включилась память Сандро, и я вспомнил или, точнее сказать, узнал, что во дворце собрались практически все Романовы, во всяком случае, из тех, кто находился не далее ста вёрст от столицы. А мой здешний отец, Михаил Николаевич, он жив? Мы должны были встретиться на набережной, но, судя по всему, там уцелели далеко не все. Что же делать?! Но больше я ничего не успел подумать. Юный организм уже не мог выдерживать насилия над и так пострадавшим телом и сознанием и отчаянно требовал покоя. Тут подоспел чай, я с наслаждением глотал тоненькую струйку, коей горничная меня поила, а кто-то невидимый поддерживал мою голову. Но вот привкус чая показался мне несколько странным, но я не успел ничего спросить, ибо глаза закрылись и наступил сон. Последнее, что уловил мой слух, были слова: «Я добавил немного лауданума. Ему нужен покой… Абсолютный покой».