Профессоры обменялись друг с другом многозначительными взглядами, в которых более всего присутствовало раздражение и гнев на капитана первого ранга, однако Хаффнер, крутнув пару раз желваками, первым обуздал свой негодование, холодно, чисто по деловому, улыбнулся и молвил:
- Не стоит так горячиться, коллега. Я знаю, что вам пришлось пережить, как и мне, и уважаемому моему коллеге из ИВК, поэтому хочу вас заверить, что опасности для "Ермака" нет никакой.
- Откуда Вам это известно, уважаемый профессор? Вы же сами недавно говорили, что о планете и об этих синих призраках не знаете ничего.
- Не знаем, что верно то верно, голубчик, однако риск минимален. Наши идеи изначально строятся на том, чтобы нанести, в случае чего, как можно меньше ущерба и сократить возможные последствия наших действий и возможных ошибок до минимума.
- Я бы предпочел вообще не допускать ошибок, - буркнул Савва Баренц.
- В таких делах это принципиально невозможно, - продолжи Хаффнер. - Риск был, есть и будет существовать всегда, мы же должны сводить его к минимуму. Ну, я не буду развивать эту тему, вы ее и без меня прекрасно знаете. Господин Лопатин хочет знать, что мы можем предпринять? Отвечу. Мы можем дать этой планетной системе и её обитателям время, очень много времени. Не те жалкие месяцы, а ещё как минимум несколько сот тысяч лет, возможно миллионы.
Ответ профессора Хаффнера буквально пришиб Арсения Павловича к полу. Как такое возможно? Безусловно, наука продвинулась далеко вперёд, однако каким образом ученые хотят настолько глубоко вмешаться в естественный процесс Вселенной? И не повлечет ли это вмешательство необратимых последствий?
Видимо, все эти вопросы разом отразились у него на лице, как и у Баренца, впрочем.
- Техническая сторона вопроса не такая уж и сложная, как вы думаете, капитан. Гораздо труднее рассчитать необходимое и достаточное воздействие на звезду, чем мы сейчас и занимаемся. К проблеме подключены три БолИКа - больших интеллектуальных комплекса на Земле, так что волноваться незачем.
- А с чего вы взяли, что такое наше действие вообще полезно для Давида и для синих призраков? - спросил Баренц, очевидно мыслящий в унисон с Лопатиным.
- Это же очевидно! Взрыв Гиперновой приведет к катастрофическим последствиям ни только для этой системы, но и для всего местного рассеянного звездного скопления. От Давида ни останется ничего кроме воспоминаний, как и от всего, что его населяет и что на нём создано. Синие призраки, несомненно, энергетическая форма жизни, хоть и негумманоидная, еще спасибо нам скажут. Мы своими действиями спасаем им жизнь, спасаем их от неминуемой гибели.
- Мы собираемся действовать согласно нашей этике и нашей логике, - произнес Лопатин.
- Разумеется.
- И кто решил, что наши принципы бытия правильны в глобальных космических масштабах? Кто дал нам право изменять естественный ход вещей? Не мы зажгли здесь эту звезду, не нам и прерывать ее эволюционный цикл, даже если это грозит кому-то полным уничтожением. Я думаю, синие призраки прекрасно ведают, что происходит с их звездой, и если им не безразлична планета, своя же родная планета, они что-нибудь предпримут, потенциал у них огромный.
Однако впечатляющая тирада капитана не возымела на никакого действия, лишь распалила ученого. В кой-то веке ему, одному из светил науки, виднейшему специалисту, перечил и пытался что-то доказать какой-то капитан звездолёта?
- Послушайте, любезный, - зашипел раненой змеёй Хаффнер, - давайте договоримся, вы занимаетесь своим делом, я и мои коллеги - своим. Я же сказал уже - опасности для "Ермака", для вашего драгоценного экипажа и для людей в целом нет, а то, что в результате наших действий уцелеет планета, по-моему, не плохо. Представьте себе, что это не Голиаф перед вами, а родное Солнце, которое вот-вот взорвётся. Вы тоже будете колебаться, имея технологии для предотвращения глобальной катастрофы, прикрываясь Этикой Абсолюта и тем, что, мол, естественный процесс жизни звезды прерывать нельзя?
- Подобные сравнения не уместны, мистер Хаффнер, и вы это прекрасно знаете.
- Подобное решать не вам, капитан, - огрызнулся ученый. - Уверяю вас, на научном совете ВКС будет принято решение, объективное, согласно сложившейся ситуации.
Лопатину вдруг стало очень страшно. Он на мгновение представил, к какому мнению придут учёные, что, в результате этого, предпримет прогрессивное человечество, и в какие возможные последствия это выльется. От чего-то Арсений Павлович совершенно не сомневался, что вмешательство человеческой цивилизации в жизнь системы Голиафа, обойдется катастрофой.
Однако, даже будучи капитаном новейшего звездолёта, Лопатин ничего не смог сделать с решением научного совета ВКС.
Исследования Давида продолжались еще полтора месяца, что называется, по инерции, однако больше синие призраки не нападали на человеческие транспортники. Возможно, потому, что люди пока еще не решались вторгаться глубоко в недра планеты.
Тем временем система Голиафа начала переносить на себе настоящий бум людской техники. Звездолеты глубинной разведки, службы безопасности, погранслужбы, крейсера спасателей и научно-исследовательские летающие лаборатории стали появляться на орбите звезды в огромных количествах каждый божий день.
Затевалось что-то очень крупное, и Лопатин, по долгу рассматривавший окрестные космические пейзажи из смотрового окна "Ермака", с каждым часом явственней и отчётливее понимал, что эксперимент необходимо сворачивать.
Вот только те, кто теперь стояли у руля научно-исследовательской экспедиции, делать этого явно не спешили.
Спустя еще три недели все подготовки к эксперименту по укрощению звезды были завершены, и система Голиафа замерла в ожидании.
Вокруг гипергиганта по его экватору в линию выстроились тридцать шесть кораблей, вооружённых специальными торпедами, которые при своей активации производили не взрыв, а антивзрыв, другими словами они были оснащены своеобразными генераторами черных дыр. Все это время ученые при поддержке больших вычислительных комплексов рассчитывали степень и глубину воздействия мини-коллапсаров на звезду, чтобы, в итоге, получился желаемый эффект, и гипергигант бы не превратился в гиперновую.
По задумкам научного совета выстрелить корабли должны были в тот момент, когда поле на планете Давида полностью спадет и, следовательно, излучение звезды станет максимальным. На всякий случай всем кораблям системы велели держать руку на пульсе. Проще говоря, при любой мало-мальски опасной ситуации звездолёты должны были уйти на струну не задумываясь.
Сам залп тридцати шести торпед оказался процессом в высшей степени не эффектным, да и видимых проявлений в атмосфере Голиафа особо зафиксировано не было. Однако вся регистрирующая аппаратура тут же начала фиксировать снижение показателей активности звезды: от её излучения, до температуры. Теперь всем становилось ясно, что эксперимент по продлению жизни небесного светила удался.
И в этот момент, когда тревога Арсения Павловича достигла своего пика, в кабине флагмана флота, которым до сих пор считался "Ермак", и где во время эксперимента находилось все научное и военное руководство экспедиции, объявился гость.