Теперь я, кажется, понимаю тех женщин, которые не сразу решаются оборвать любую связь с мужем-предателем. Понимаю свою мать, которая бесчисленное количество раз пыталась вернуть папу.
Рассудок тянет меня в одну сторону. Ту, где Макар навсегда исчезнет из моей жизни. А глупое сердце всё еще откликается на все эти взгляды и попытки прикоснуться. Верит и надеется, что удастся помириться.
Вечер проходит в элитном ресторане, где играет живая музыка и каждая закуска выглядит настолько ошеломляюще красивой, что даже в руки брать страшно и неловко.
Мне приходиться взять Макара под локоть. Как бы там ни было, но давать пищу для грязных сплетен я не хочу. Не ради репутации своего мужа, а ради себя.
Нас встречают десятки заинтересованных взглядов. И знакомых, и чужих. Мое платье, которое напоминает жидкое золото, получает сразу же уйму восторженных комплиментов. Стараюсь улыбаться и делать комплименты в ответ.
Макар продолжает держать мою руку, хотя это уже и не обязательно. Его большой палец поглаживает суставы на тыльной стороне моей ладони. Неосознанно.
Ничего не могу с собой поделать и думаю о том, гладил ли он вот так ту, другую женщину?
Айя, не сходи с ума.
Мы с Макаром поздравляем виновника торжества. Дарим подарок, который Макар поручил пару дней назад купить своей помощнице. Я продолжаю улыбаться и с живостью отвечать на вопросы, касающиеся моего самочувствия и самочувствия дочери.
Спустя несколько минут я уже оказываюсь в окружении жен, чьи мужья тесно сотрудничают с моим Макаром. Некоторые из них старше меня. Некоторые — мои ровесницы. Но их всех объединяет одно — деньги. Они родились в достатке и некоторые женщины друг с другом знакомы еще с детства.
А мы с Макаром долгое время оставались здесь чужаками. Я и сейчас порой себя так чувствую. Макару удалось уже стать «своим», а я так и осталась в стороне.
Вопросы о родах сыплются на меня со всех сторон. Ни с кем из присутствующих я тесно не общаюсь. Подруг тут у меня нет. Но я всё равно надеваю светскую маску и вежливо отвечаю на все вопросы.
Минут через двадцать я аккуратно ретируюсь в уборную, чтобы позвонить Ларисе и узнать, как дома дела.
Связываюсь с ней по видеосвязи. И пусть я выгляжу параноиком, но мне важно убедиться, что с моим ребенком всё в норме.
Сразу же становится легче дышать, когда я вижу Лику. С ней всё хорошо. Лариса рассказывает о том, чем они с дочкой занимались. Я снова убеждаюсь в том, что Макар каким бы он ни был, а всё равно умеет грамотно подбирать персонал и прощаюсь с няней.
Внезапно слышу, как клацает дверь в уборную и зачем-то прячусь в самой дальней кабинке. Зачем это делаю, сама не знаю. Наверное, просто не хочу по сотому кругу улыбаться и рассказывать о том, тяжело ли быть матерью.
— …и выглядит ужасно, — доносится до меня обрывок фразы.
— Мне кажется, она еще и набрала прилично. Или это платье ее так полнит?
— А, по-моему, она просто чем-то больна. Или роды вот так довели.
— Не знаю. Я бы не удивилась, узнав, что Даровский ей изменяет.
Я прижимаю к груди клатч, в котором лежат телефон и влажные салфетки. Голос каждой стервы мне знаком, потому что еще несколько минут назад лично разговаривала с ними. А теперь…
Не хотела, Айка, сплетен. А они всё равно тебя нагнали.
— Жалкое зрелище.
Хочется сказать, что жалкая здесь не я, а они. Но держусь. Мысленно говорю себе, что я выше всего этого, поэтому не стоит обращать внимания. Не стоит опускаться до банального скандала с криками и выдранными клоками волос.
Я не считаю себя жалкой. Во всяком случае не настолько, чтобы позориться.
Когда в уборной снова воцаряется тишина, я выхожу и останавливаюсь у зеркала. Придирчиво осматриваю себя.
Стелла Георгиевна талдычит, что я тощая и похожа на утопленницу. Рада, что она наконец-то уехала. Здешний бомонд, наоборот, говорит, что я пополнела.
Я всего лишь родила ребенка, черт подери!
Настроение, которое и до этого момента было не самым радостным, теперь обрушивается к отметке в ноль. Хочется домой.
Выхожу из уборной и стараюсь не думать о всех тех гнусностях, что случайно услышала.
Макар неожиданно возникает рядом со мной и берет за руку. Растерянно смотрю на него и понимаю, что он хочет увлечь меня в танец.
Первая мысль — высвободиться. Но я ловлю заинтересованные взгляды женщин и запрещаю себе дергаться. Они не станут свидетельницами чужой внутрисемейной драмы.