«Выдержит», — решил он.
Карина получила назад свой паспорт, помахала им Максимову, подхватила с пола рюкзак и толкнула коленкой турникет, закрывавший выход.
«Что-то в роддоме напутали, на небесах явно планировался пацан». — Максимов спрятал улыбку.
Карина была обута в бутсы «Мартинс», заправленные в кожаные штаны. Долгополый черный плащ развивался при каждом движении худого, гибкого тела. Короткий ежик черных волос и решительная складка губ. Маленький странник выступил в поход.
Максимов прошел через турникет, положил паспорт на стойку. Женская рука вынырнула из щели в полупрозрачном стекле и утянула бордово-красную книжечку. Непроизвольно отметил, что цвет лака у пограничницы точно в тон с паспортом.
Невольно пришло на память, что в советские времена на страже главных ворот Родины стояли лучшие представители сельской молодежи из Житомирской и Хмельницкой областей. И в том был свой резон, а если вникнуть, то легко обнаруживалась государственная мудрость.
Считалось, что украинские парубки, до службы видевшие самолеты только в виде «кукурузника» над жнивьем родного колхоза, а иностранцев только в кино, ни за что не поддадутся соблазнам международного аэропорта Шереметьево. Не в пример своим столичным «шибко грамотным» сверстникам, они явно не были инфицированы бациллами свободомыслия. Во всяком случае, писать без ошибок слово «диссидент» не умели, Мандельштама и Бродского не читали, равно как и Боратынского, зато точно знали, что «Голос Америки» брешет как собака. Некоторые уникумы в стерильности сознания доходили до того, что ничтоже сумняшеся искали на карте столицу Африки или, не моргнув глазом, в ответ на вопрос в кроссворде «Известный русский художник-баталист» пытались вписать в клеточки «Айвазовский».
Но на качество несения службы это никоим образом не влияло. Служили они, как привыкли сызмальства работать: дружно, на совесть и безропотно. А по ночам и на политзанятиях смотрели дембельские сны: как в мундире с зелеными погонами шествуют по главной улице села: и чумеют скворцы в колхозных садах, девки грудями валят плетни, крестятся бабки, старенькая учительница украдкой вытирает слезу умиления, а мужики лезут в погреб за мутной бутылью первача. Хэппи-энд в духе хороших советских фильмов!
В смысле душевной чистоты и морального здоровья они и были стопроцентными советскими ребятами. Поэтому ни у кого не возникло мысли воспользоваться возможностью и перелететь куда-нибудь на Запад. Проколы были, прорывы границы случались, но сами — ни-ни. Кому они помешали? В каком кураже феминизма пришло в чью-то голову, увенчанную зеленой фуражкой, заменить их разведенными жительницами подмосковных городков?
— Прилетели из Парижа? — раздался приглушенный стеклом голос пограничницы.
— Да, — ответил Максимов, внутренне удивившись несуразности вопроса.
— Часто бываете за границей?
— Приходится.
— По частным делам? — Валькирия в зеленых погонах решила продемонстрировать профессиональную бдительность, пока компьютер проверял данные Максимова.
— Чаще по служебным, — ответил он.
— По каким? — раздалось из будки.
«Так, оперативный опрос пассажира, — с немой тоской подумал Максимов. — Я, конечно, понимаю, мадам, вас так учили. Но головкой своей думать тоже надо. Что толку мурыжить, если проверить не сможешь? Елки зеленые, бдят все подряд, а дома все равно взрывают!»
— Выезжаю по линии Минкульта и Академии наук, — как можно вежливее ответил Максимов.
Это была истинная правда. Пока дед заведовал НИИ, имеющим касательство к охране культурных ценностей, менять прикрытие Максимов не собирался.
— Для виз осталось всего два листка, пора паспорт заменять. — Валькирия погранвойск продолжала тянуть время.
«Тетка, давай быстрее! — мысленно подогнал ее Максимов. — Тебе еще ребенка из сада забирать, муж, если есть, совсем от рук отбился. И у меня человек без присмотра остался».
Повод для беспокойства уже появился. Он краем глаза заметил, что Карина, строго проинструктированная проверить карманы и содержимое рюкзака, перед тем как идти на линию таможенного контроля протягивает рюкзак какому-то пожилому дяде типично «конторского» вида.
«Ох, кто-то сейчас по тощему заду отгребет!» — Максимов прищурился в предвкушении акта педагогического садизма.
В кабине тихо пискнуло, рука выдвинула паспорт Максимова, следом щелкнул замок турникета.
По Карининому примеру Максимов придал ускорение дверце коленом и выскочил в зал. Не без труда пробрался сквозь столпотворение, усугубленное затором тележек с чемоданами и баулами. Как ни спешил, все равно не успел. Каринин рюкзачок оказался в руке мужчины. Тот сделал пол-оборота и оказался лицом к лицу с Максимовым.
С полминуты они, не таясь, изучали друг друга.
В облике мужчины было что-то тяжелое, давящее. Короткий ежик седеющих волос врезался в лоб острым клинышком, кустистые брови низко наезжали на глаза, прятавшиеся в узких щелках припухших век. Резкие морщины, начинаясь у носа, огибали рот с плотно сжатыми, не привыкшими улыбаться губами. Подбородок с ямкой, словно палец вдавили в мокрую глину.
Ростом он был чуть выше Максимова и на пять весовых категорий, как минимум, тяжелее. На вид — шестьдесят лет, и большую часть из них мужчина явно не посвятил коллекционированию марок и игре в шахматы. Хотя тупым костоломом его назвать было нельзя. Несомненно умен, просто работа была такой, что и думать приходилось, и кулаками махать.
«Когда ищет, роет землю, как бульдозер, а в атаку прет, как танк. И подчиненные у него ходят по струнке», — сделал вывод Максимов.
Один подчиненный уже нарисовался поблизости. Молодой человек с характерной наружностью охранника богатой фирмы, особо не таясь, занял позицию в паре метров от Карины, оттирая от нее снующих по залу пассажиров. Один, как известно, в поле не воин. Двое его братьев-близнецов со скучающим видом подпирали стеклянную стену за стойками таможни. Глаза их при этом активно сканировали зал.
«Недурно», — про себя отметил Максимов, возвращая взгляд на тяжелое лицо мужчины.
Мужчина тоже окончил осмотр. По лицу не угадать, с каким результатом.
— Как понимаю, Максим Владимирович Максимов? — Он протянул широкую ладонь.
— Да.
Хватка у мужчины оказалась медвежья, Максимову пришлось в ответ до отказа напрячь пальцы. Ими он постоянно для тренировки крутил маленький стальной шарик, подушечки пальцев давно налились стальной твердостью. Ответ мужчине понравился, во всяком случае, взгляд заметно потеплел.
— Это дядя Вася, — представила его Карина. — Если официально, Василий Васильевич Иванов.
«ФИО что ни на есть „конторские“. Бальзам на душу любого кадровика, а не имя-отчество! Даже извилины напрягать не надо, чтобы догадаться, куда с такой первой строчкой в анкете берут», — подумал Максимов.
— Начальник службы безопасности, — подтвердил его догадку Иванов. — Долетели без проблем?
Максимов кивнул.
— А у нас накладка. — Василий Васильевич нахмурился.
Карина придвинулась ближе к Максимову.
— Макс, похороны, оказывается, вот-вот начнутся! — выпалила она.
— Вернее, уже начались, — вставил Василий Васильевич. — По не зависящим от нас причинам церемонию перенесли на шестнадцать часов. Отпевание начали без нас. Но на кладбище мы успеваем. Я все организовал. — Он не сдержался и с укоризной добавил: — «Эйр Франс» вечно опаздывает. Надо было вам лететь нашим бортом, а не обычным рейсом. Я же все организовал…
Карина резко вскинула подбородок и хлестнула по его лицу таким взглядом, что тот осекся.
«Ну и характерец у нас! Прямо маленькая графиня и конюх, допустивший бестактность», — мелькнуло в голове у Максимова.
Кто-то из родни Карины, звонивший по телефону, вслед за печальным известием сразу же предложил связаться с представителем холдинга в Париже. Потом звонил сам представитель, докладывал, что арендован частный «Гольфстрим». Маломерный самолетик уже прогревал движки и готовился принять на борт Карину, если пожелает — с сопровождающим. Но Карина наотрез отказалась.
Отношения с отчимом и его капиталом сложились у нее трудные, изрядно приперченные подростковым максимализмом. Карина решила, что полетит регулярным рейсом, «как все нормальные люди», Максимов спорить не стал. И «Гольфстрим» порожняком взял курс на Лондон, чтобы захватить брата Карины, постигавшего азы хороших манер и высшей математики в частной школе.