– Ты в эту субботу должен работать? – спросила она, по-прежнему боясь заговаривать о своей работе.
– Надеюсь, нет. А ты будешь свободна?
И тут она вспомнила, что не будет.
– Я свободна в пятницу, – обречённо сказала она. – В субботу работаю допоздна.
Ричард улыбнулся.
– Это заговор.
Он взял её за руки и обвил ими свою талию, тем самым прекратив нескончаемое рысканье по комнате.
– Может, в воскресенье? Мои спрашивали, сможешь ли ты прийти на ужин, но нам не обязательно там задерживаться. Я могу взять машину, и мы куда-нибудь прокатимся.
– Хорошо.
Это она любила, и Ричард тоже – сидеть впереди большой пустой газовой цистерны и ехать куда угодно, свободно, словно путешествуешь на бабочке. Она отняла руки от Ричарда. Её смущала и заставляла чувствовать себя по-дурацки эта поза с руками вокруг Ричардовой талии – будто стоит и обнимает ствол дерева.
– А я ведь купила кусок мяса на вечер, но его украли в магазине.
– Украли? Откуда?
– С полки, где мы держим сумки. Тем, кого нанимают на Рождество, не полагаются запирающиеся шкафчики.
Сейчас она говорила об этом с улыбкой, но сегодня после обеда чуть не расплакалась. Волки, подумала она, стая волков, крадущих окровавленный пакет мяса только потому, что это – еда, дармовая пища. Она спросила у всех продавщиц, не видели ли они пакет, и никто не признался. Приносить мясо в магазин не разрешается, возмущённо сказала миссис Хендриксон. Но что прикажете делать, если все мясные лавки закрываются в шесть?
Ричард прилёг на диван. Тонкие губы, линия рта неровная, наполовину скошенная вниз, что придавало лицу двусмысленное выражение – вид временами иронический, временами озлобленный, противоречие, никак не разрешаемое довольно-таки бессмысленным и бесхитростным взглядом голубых глаз. Он проговорил медленно и насмешливо:
– А ты спускалась в бюро находок? Потерялся фунт говядины на бифштекс. Отзывается на кличку Фрикаделька.
Терез улыбнулась, оглядывая полки в своей кухоньке.
– Думаешь, ты шутишь? А миссис Хендриксон и в самом деле сказала мне спуститься в бюро находок.
Ричард хохотнул и встал с дивана.
– У меня есть банка кукурузы и латук для салата. Ещё – хлеб и масло. Пойти купить мороженой свинины на отбивные?
Ричард потянулся длинной рукой через её плечо и взял с полки буханку ржаного хлеба.
– Ты называешь это хлебом? Это же плесень. Посмотри на него – синий, как задница мандрила. Почему ты не ешь хлеб сразу, когда его покупаешь?
– Он помогает мне видеть в темноте. Но раз он тебе не нравится…
Она забрала у Ричарда буханку и бросила её в мусорный мешок.
– В любом случае я имела в виду не этот хлеб.
– Покажи мне хлеб, который ты имела в виду.
Дверной звонок взвизгнул у самого холодильника, и Терез подскочила к кнопке.
– Это они, – сказал Ричард.
Молодых людей было двое. Ричард представил их: Фил Мак-Элрой и его брат Дэнни. Фил оказался совсем не таким, как Терез себе представляла. Он не выглядел ни глубоким, ни серьёзным, ни даже особенно умным. И он едва удостоил её взглядом при знакомстве.
Дэнни стоял с перекинутым через руку пальто, пока Терез не забрала его. Для пальто Фила свободного крючка не нашлось, поэтому Фил взял своё пальто у Терез и швырнул на стул так, что оно наполовину оказалось на полу. Это было старое грязное двубортное пальто. Терез подала пиво и сыр с крекерами. Она всё прислушивалась, когда же разговор Фила с Ричардом перейдёт на обсуждение работы. Но они разговаривали о том, что произошло с момента их последней встречи в Кингстоне, штат Нью-Йорк. Прошлым летом в течение двух недель Ричард делал фрески для тамошнего придорожного ресторана, в котором Фил подрабатывал официантом.
– Вы тоже работаете в театре? – обратилась она к Дэнни.
– Нет, – ответил тот. Он казался застенчивым, а может быть, ему было скучно и не терпелось уйти. Он был старше Фила и чуть плотнее сложён. Взгляд его тёмно-карих глаз задумчиво перемещался по комнате от предмета к предмету.