Очередное опоздание пригвоздило Егора, не использовав ни единого гвоздя. Он не мог сдвинуться с места, стараясь сопоставить собственное местонахождение, но не в плоскости координат, а в той сущности, что есть возможность двигаться, осознавать, вспоминать, размышлять, видеть.
“Чтобы что-то решить, мне необходимо рисковать. Мне придется воспользоваться проходом из этого доброго мира в тот злой мир” – думал Егор, сейчас отлично помня основную разницу между двумя противоположными системами, но, уже плохо осознавая суть, и чувствуя, что пока что всё равно, куда важнее определиться с самим собой, как бы глупо это ни звучало, каким странным бы ни казалось.
Ступор отпустил спустя минуту. Егор отошел в сторону от центрального входа. Сразу три свободные лавочки ожидали на расстоянии десяти метров. Над ними красивым зонтом, создавая тень, раскинулись зеленые ветви кленов. Пахло свежестью. По-прежнему дурманил душу запах майского блаженства. И как же всё это не сочеталось с тем, что приходилось испытывать подсознательно. Выключить эту незримую кнопку. Остановить странное мгновение, после задремать. Проснувшись больше никуда не спешить, наслаждаясь свободой быть здесь, свободой вдыхать эту чарующую чистоту. Видеть безразличную суету. Наслаждаться самым примитивным, так, чтобы уже навсегда, чтобы никогда не вернуться в свое адское пристанище, именуемое особой психиатрической клиникой, которая вновь близко настолько, что не потребуется и минуты, и, разрушив идиллию, пропадет всё: месяц май, блаженство запахов, волшебство зрения, голос, слух, кровь – все, что не имеет цены, что носит совершенно неосознанное наименование – свобода.
6
Егор, сел на одну из лавочек, закрыл глаза, сделав ровно то, что хотел. Забытая, давно потерянная истома, завладела телом. Казалось, что еще минутку и нормальный человеческий сон напомнит Егору о своём существовании.
Но не случилось, но еще не пришло время. И, тем не менее, Егор еще в течение пяти минут наслаждался заслуженным расслаблением, старательно уклоняясь от любых мыслей и переживаний. Только то, что было дано, не имело свойства длительного содержания, и Егор вернулся в объятия существующей реальности. Спустя полминуты поднялся с места, но не вернулся к зданию института. Двинулся влево, туда, где просматривался зеленый и уютный сквер, в середине которого находился памятник. Возле памятника было много народу, но не экскурсия, а просто, дорожки и лавочки, дополняющие культовое сооружение, притягивали отдыхающих граждан, которые сливаясь с хорошей погодой, сидели на скамейках, прогуливались по аккуратным дорожкам, разговаривали группами и по парам. Были женщины с детьми. Были пожилые люди, как раз занимающие большую часть посадочных мест.
Егор направился к памятнику. Преодолев три широкие ступени, чтобы оказаться непосредственно рядом с постаментом, был вынужден остановиться, испытывая чувство удивления, без какого-то восторга, без степени изумленного отрицания. Он видел самого себя. Нельзя сказать, что перед Егором располагалась точная копия, но ошибиться было невозможно. К тому же надпись: “Вечная память Свиридову Егору Евгеньевичу, основателю нашего государства, отдавшему свою жизнь за свободу и независимость каждого из нас”. Внизу красные гвоздики, рядом с ними небольшое, вздрагивающее на ветру, пламя вечного огня. Абсолютная чистота и торжественность.
“Вот оно значит как, и это не должно меня радовать. Получается, что в этом мире, в своем мире, я мертв. Героем, примером, исторической величиной, но при этом мертв. Получается, что я не смогу находиться здесь. Нет для меня здесь места, в этом обличии нет” – размышлял Егор, стоя прямо напротив постамента самому себе.
“В этом обличии, но сейчас я выгляжу иначе” – посетило Егора запоздавшее, но очень радостное открытие”.
“Зеркало, необходимо самое обыкновенное зеркало” – подумал Егор, отходя от памятника в обратном направлении.
“В здании института, в фойе” – не теряя времени, быстро направляясь к цели, думал Егор.
Дверь отворилась. Вместе с Егором, рядом с ним, внутрь проследовали парень и девушка. Ему навстречу две девушки, а возле большого зеркала не было никого. Егор даже не успел подойти ближе, с расстояния трех метров он видел собственное отражение. Перед ним вновь был он сам, и это был тот самый молодой парень, еще ближе к застывшему в бронзе изваянию.