Выбрать главу

Секретарша, очевидно по заведенному здесь этикету, внесла поднос с запотевшими баночками пепси и поставила на стол шефа. Отдельного столика для приватных бесед у окна с удобными креслами в кабинете Коржевского не было. Да и вообще, за исключением хрустальной люстры обстановка выглядела спартанской: светло-бежевые стены, разумеется выкрашенные той же тамбуровской краской, шкаф с папками, на котором стояла клетка с блудными попугаями, письменный стол без всяких новомодных канцелярских прибамбасов и довольно жесткие стулья.

– Я так понимаю, Женька не нашелся? – спросил Коржевский, открывая пепси и жестом предлагая Турецкому последовать его примеру.

– Иначе бы я к вам не приехал, – резонно ответил «важняк». – Кстати, а когда именно вы в последний раз видели Промыслова?

– Восемнадцатого или девятнадцатого числа. Боюсь, что точно не припомню. Я тут недалеко, на платной стоянке, парковал машину, и вдруг он подошел. Вам, наверное, нужны подробности?

– Конечно. – Турецкий медленно посасывал сладкую пепси, от которой еще больше хотелось пить.

– А подробности довольно стандартного рода. Как обычно. Он попросил у меня денег. Двести долларов, обещал отдать на следующей неделе. Выглядел Женька отвратительно: небритый, грязный. Хотите сигару? – Коржевский подвинул к Турецкому коробку. – Партнеры презентовали, настоящие голландские. А я не курю вообще, бросил, так что теперь угощаю гостей.

Турецкий отказался и закурил привычный организму «Кэмел». Почему-то сигары у него ассоциировались со знойной Кубой и еще более знойной Латинской Америкой, а «Кэмел», несмотря на одногорбого верблюда и пустыню, а значит, еще более знойную Африку, ни с чем не ассоциировался. Что в такую погоду было очень кстати.

– Ну и что – дали вы ему денег?

– Нет. То есть дал, конечно, но только пятьдесят, больше у меня с собой не было. Он собирался зайти в конце дня или на следующий день, но так и не появился.

– И не звонил?

– И не звонил, и, предваряя ваш следующий вопрос, где он может быть сейчас, не знаю.

– А какие-нибудь общие знакомые или там знакомые знакомых?

Коржевский только развел руками:

– Как вам сказать, Александр Борисович. По-моему, таковых не осталось. Грустно, но факт. Собственно, он и со мной отношений почти не поддерживал. Последние пару лет он много кололся, много лечился, потом снова много кололся, ему было не до знакомых. К тому же всем он был должен деньги, а отдавать, естественно, было нечем... Ах ты паршивец! – Коржевский вскочил с места и ринулся к клетке. Там пришедший в чувство зеленый попугайчик молча, стараясь не шуметь, ковырялся клювиком в дверце, пытаясь сбросить крючок, и, если бы не ободряющее кудахтанье сине-сиреневого собрата с люстры, ему бы это наверняка удалось. Но так Коржевский заметил и вовремя среагировал.

Зеленый, завидев хозяина, хлопнулся на бок и притворился мертвым, а сиреневый взволнованно вспорхнул, звякнув хрустальными сосульками, и, разумеется, был незамедлительно сбит ракеткой. После чего Коржевский замотал дверцу клетки проволочкой и спрятал ракетку в шкаф.

– Чем-то еще могу помочь?

– Само собой, – кивнул Турецкий. – Вы давайте-ка расскажите все, что сможете вспомнить, о Промыслове, а я, возможно, что-нибудь из этого и выжму.

Коржевский откупорил еще одну баночку пепси.

– Познакомились мы в колхозе. На первом курсе нас сразу же отправили в колхоз на морковку. Жили в каком-то пионерлагере, на поле нас возили автобусами, а после ужина, часов в девять, зачем-то вырубали свет, и народ вечерами палил костры и по очереди рассказывал всякие страшные истории. Так вот Женькина коронная история, которая буквально покорила всех, была про то, как его в детстве похищали инопланетяне. Причем тогда еще никто никаких «Секретных материалов» не смотрел, так что, понятное дело, все были в восторге и многие, как ни странно, ему верили. А когда он сказал, что у него на правом бедре после посещения летающей тарелки осталось родимое пятно, на котором эта летающая тарелка изображена хоть и схематически, но очень похоже, такое началось! Наши женщины писались в очередь, чтобы в интимной обстановке поближе рассмотреть заветное пятнышко. Короче, Женька был центром тамошней вселенной.

– И вы тоже интересовались инопланетным разумом? – спросил Турецкий, чтобы спросить что-нибудь.

– Нет, со мной он сошелся вначале на почве любви к меду. В соседнем селе, совсем недалеко от нашего лагеря, была пасека, и мы по ночам бегали воровать мед. Весь первый курс Женька проторчал в каких-то СТЭМах, КВНах и прочей самодеятельности, еще был комсомольским активистом, оформлял какие-то газеты, устраивал какие-то товарищеские суды и антиимпериалистические акции и при этом еще нормально учился. А у меня, во-первых, талантов особых не было, разве что бегал я неплохо, а во-вторых, учиться оказалось довольно трудно. Как, вы еще не засыпаете?

– Да нет пока, – откликнулся Турецкий, хотя на самом деле уже откровенно «кунял».

– Сами же просили все подряд.

– Конечно, конечно, я слушаю.

– Перехожу к новейшей истории. Я отслужил в армии, Женьку не взяли, что-то у него было с легкими. Когда я восстановился в институте, Промыслов меня сам нашел и предложил познакомить с классными ребятами. Как оказалось, классные ребята были наркоманами. Глотали таблетки из противорадиационной аптечки, кажется, «торен» называются или «тарен», не помню. И Женька уже довольно основательно подсел. Вот, собственно, и все.

– То есть как все?!

– Да так. Я честно пытался его отвадить, но безрезультатно. Мать его все мне звонила: вы же с Женей друзья, нужно мальчика спасать. – Коржевский смял рукой пустую банку из-под пепси. – А что, папаша его уже всю прокуратуру купил или вы в свободное от работы время, в порядке личного одолжения, поисками занимаетесь?

Турецкий подумал, что вопрос, конечно, интересный.

– Возбуждено уголовное дело по факту похищения человека – статья сто двадцать шестая Уголовного кодекса... А после института вы, значит, совсем разбежались?

– Почему же. Встречались раз в несколько месяцев. Он меня еще раз пытался в наркоманы записать. Но к тому времени он уже стал героинщиком и поволок меня в натуральный притон. На квартиру какого-то Вовика или Вовчика. Который был еще и гомосексуалистом. Милая компания.

– А Промыслов?

– Что?

– Промыслов тоже был гомосексуалистом?

– Н-не знаю. Вам бы поговорить с этим Вовиком, если он, конечно, еще жив. Я слышал, редко кто из героиновых наркоманов доживает до тридцати. Женька вот – исключение, возможно, и этот Вовик еще держится. Если хотите, я даже, пожалуй, вспомню, как его найти...

– Спасибо, я уже поговорил.

– Да? – удивился Коржевский. – И что, он тоже не в курсе, где Промыслов?

– Нет. – Турецкий поднялся. – А попугайчиков вам не жалко?

Коржевский расхохотался:

– Зря вы за них беспокоитесь. Я же не изверг, по ночам они летают где хотят и неизменно возвращаются в клетку. А среди бела дня гадить людям на головы, это уж увольте.

И как бы в подтверждение его правоты сине-сиреневый выгнул шею и заорал:

– Митя хороший! Хороший!

– Если что-нибудь стоящее вспомню или узнаю – обязательно сообщу. – Коржевский решительно протянул руку, прощаясь.

11

Вечером позвонил Грязнов-старший и сообщил, что, по предварительным данным, в ориентировках за последний месяц пропавший Промыслов или хотя бы личность с похожими приметами не значится. Неопознанных трупов, опять же соответствующих описанию, по Москве нет. Теперь нужно проверить область, но на это понадобится время.

Еще Вячеслав Иванович выдал резонную версию, что Жеку Промыслова могли задержать, например, за хулиганство или за хранение наркотиков и, вполне возможно, он парится где-нибудь в изоляторе временного содержания, фамилию же Промыслов назвал вымышленную или вообще не назвал. И пока там установят личность, пройдет от суток до десяти, если вообще установят. Кстати, Промыслов, как это ни странно, ранее не привлекался, так что отпечатков его в картотеке нет.