— Эй, вы, ублюдки, какого черта вы хотите? — выкрикнул Уэбстер.
Снова наступила тишина. Затем голос вернулся, спокойный и решительный.
— Я хочу, чтобы вы прекратили кричать. И извинились передо мной за свой крик. Я хочу, чтобы вы извинились за то, что назвали меня бранным словом. Я президент Свободных Штатов, и со мной надо обращаться вежливо, с должным уважением, вам не кажется?
Боркен говорил тихим голосом, но Макграт отчетливо слышал каждое слово. Он в ужасе посмотрел на Уэбстера. Игра еще не успела начаться, а они уже были близки к поражению. Правило номер один требует вести переговоры. Говорить, говорить и говорить, постепенно захватывая лидирующую роль. Утверждая свое превосходство. Классическая теория ведения осады. Но если начать переговоры с извинений за крик, можно сразу распроститься со всеми надеждами на превосходство. Это все равно, что лечь кверху брюхом. С этого момента ты становишься тряпкой, о которую вытирают ноги. Макграт решительно закачал головой. Уэбстер кивнул. Молча. Он держал рацию, не говоря ни слова. Зная, как нужно себя вести. Ему уже приходилось бывать в подобном положении. И не раз. Он все понимал. Сейчас первым должен был заговорить слабейший. И Уэбстер был решительно настроен молчать до победного конца. Уставившись себе под ноги, он ждал.
— Вы меня слушаете? — наконец не выдержал Боркен.
Уэбстер продолжал смотреть себе под ноги. Не произнося ни слова.
— Вы меня слушаете? — повторил Боркен.
— Что ты замыслил, Бо? — спокойно спросил Уэбстер.
Воздух наполнился сердитым дыханием.
— Вы отрезали мой телефон. Я хочу, чтобы вы восстановили линию.
— Нет, мы с ней ничего не делали. Разве твой телефон не работает?
— Я не получил ответа на свои факсы.
— Какие факсы? — изобразил искреннее удивление Уэбстер.
— Не вешайте мне лапшу на уши. Мне известно, что вы перерезали телефонную линию. Я хочу, чтобы вы ее восстановили.
Уэбстер подмигнул Макграту.
— Хорошо. Мы сделаем это. Но сначала ты должен кое-что сделать.
— Что?
— Отдай нам Холли. Подведи ее к мосту и оставь там.
Снова наступила тишина. Затем опять прозвучал смех. Громкий и пронзительный.
— И не мечтайте. И вообще, никаких переговоров больше не будет.
Уэбстер кивнул. Понизил голос. Заговорил тоном самого рассудительного человека на свете.
— Послушайте, мистер Боркен, если никаких переговоров не будет, как мы сможем помочь друг другу?
Снова молчание. Макграт не отрывал взгляда от Уэбстера. Следующий ответ должен был стать решающим. Победа или поражение.
— Слушай меня, Уэбстер, — наконец произнес голос. — Никаких переговоров не будет. Если вы не будете делать все в точности так, как я говорю, Холли умрет. В страшных мучениях. Все козыри у меня на руках, и я не собираюсь торговаться. Это вам понятно?
Уэбстер уронил плечи. Макграт отвел взгляд.
— Немедленно восстановите телефонную линию, — продолжал голос. — Мне нужна связь. Весь мир должен узнать о том, что происходит здесь. Здесь творится история, Уэбстер. Я не допущу, чтобы нам мешали ваши глупые игрища. Весь мир должен стать свидетелем первого удара, нанесенного по вашей тирании.
Уэбстер уставился себе под ноги.
— Решение слишком важное, чтобы вы могли принять его сами, — продолжал Боркен. — Вам необходимо связаться с Белым домом. У Вашингтона ведь также есть свой интерес в происходящем, вы не согласны?
Даже крохотная примитивная рация передавала силу его голоса. Уэбстер вздрогнул, словно ему на ухо оказывалось физическое давление. Судорожно дыша, как будто сердце и легкие сражались у него в груди за жизненное пространство.
— Определяйтесь с решением, — сказал Боркен. — Я выйду на связь через две минуты.
Рация умолкла. Уэбстер посмотрел на нее так, словно никогда прежде не видел подобного оборудования. Протянув руку, Макграт щелкнул тумблером, отключая рацию.
— Хорошо. Будем тянуть время, так? Скажем Боркену, что восстанавливаем линию. Объясним, что на это потребуется час, а то и два. Пообещаем связаться с Белым домом, с ООН, с Си-эн-эн, с кем угодно. Скажем ему все то, что он хочет от нас услышать.
— Зачем он так себя ведет? — недоуменно спросил Уэбстер. — Зачем нагнетает напряженность? Он вынуждает нас нанести удар. Не оставляет нам выбора. Боркен как будто хочет этого. Умышленно провоцирует нас.
— Он ведет себя так потому, что у него не все дома, — решительно заявил Макграт.
— Вероятно, — согласился Уэбстер. — Боркен маньяк. Только так можно объяснить то, что он стремится привлечь максимум внимания. Потому что, как он верно подметил, у него и так на руках все козыри.