— Если это ничего не решило бы, зачем же тогда Дзяд приходил?
Раздосадованный нерасторопностью голубей, Антонин вспыхнул мгновенно:
— А я не ведун, чтоб все знать!.. Дзяд… он еще деда моего деда воспитывал. Хоть на секунду представь, сколько всего он перевидал? Да, и дед обращается с ним не так как Коргорушем или Шиликуном, выходит, есть причины.
— Но ты их, опять же, не знаешь, – молвил Том негромко.
Антонин все равно расслышал, запыхтел, как отопительный котел, скулы порозовели.
— Поссориться хочешь?
— Сразу поссориться! – воздел к небу глаза Том. – Почему ты всегда злишься, когда я спрашиваю или говорю, что думаю.
— Потому, что… думаешь неправильно или спрашиваешь то, на что нет ответов.
— Ответы есть на все! – сказал Том с видом мудрого учителя. – Только не все их могут найти, а все оттого, что боятся задавать дерзкие вопросы. Разве нет?
Некоторое время шли молча, Антонин еще хмурился, наконец, пробурчал:
— Иногда не нужны вопросы, потому что уже чувствуешь, каким будет ответ.
Том вздернул брови:
— Выходит, ты умнее меня, раз знаешь все ответы заранее?
— Не «знаю», – поправил Антонин, – а «чувствую». Проказник всегда чувствует… гм… пятой точкой, какая шалость кончится наказанием, а какую и вовсе не заметят.
В голове уже родился ответ, но Том разумно смолчал: иногда и за другом нужно оставить последнее слово. Опять шли молча, Антонин быстро остыл, с неподдельным интересом крутил головой, белки, словно рыжие ленты, мелькали по стволам деревьев. Том размышлял о продолжении дня, еще нужно представить Антонина маглам–пенсионерам, и проблемы всплывали одна за другой…
— Ан‑то–нин, – протянул Том задумчиво, будто впервые произносил это имя.
— Что такое? – вмиг насторожился Антонин.
— Я вот все думаю, как тебя представлять… «Антонин» – слишком непривычное для маглов имя. Нужно что‑то попроще.
Антонин состряпал недовольную мину.
— Чего это тебе мое имя не нравится?
Том только отмахнулся:
— Причем здесь «нравится», «не нравится»? Ты же не девочка, в конце концов! Старики обязательно прицепятся к этому имени, а зачем мне лишние вопросы? И еще… запомни: для жителей Офэнчестера ты сирота из приюта Сент–Кросс.
Антонин почувствовал подвох, живо спросил:
— А для сирот?
— А для сирот – житель Офэнчестера, – не растерялся Том. – Живешь на северной окраине… Антонин… Черт, что за имя такое?
— Дед выбирал, – произнес Антонин не без гордости. – У нас принято ромейские имена брать. Так, например, меня назвали Антонином, отца моего – Максимилианом, а деда – Констанцием.
— А женщины?
— Женщины – не Долоховы, – ответил Антонин резко и несколько грубо. После небольшого раздумья, добавил: – А мать у меня и вовсе англичанка.
Это и вовсе прозвучало как оскорбление или признание в недуге.
Том, судорожно соображая, потер бровь, затем воскликнул:
— Тони! Ну, конечно… Для всех маглов ты теперь будешь – Тони. Фамилию свою не называй, тоже заметная, да и, думаю, не понадобится.
Антонин с досады сплюнул под ноги.
— Тони… У псов Руквудов клички и те приличнее.
— Не привередничай, – озлился Том. – Живешь среди маглов, изволь и именем соответствующим пользоваться.
Взгляд Антонина прояснился, стал подозрительно шальным, губы растянулись в коварной ухмылке. От недоброго ощущения у Тома волосы на затылке зашевелились, но отреагировать уже не успел…
Антонин забежал чуть вперед, руки, как крылья, раскинулись в стороны, вздернул лицо к небу, загорланил на весь парк:
Тони и Томми – сиротские дети.
Тони и Томми всех лучше на свете.
Кто им дорогу хоть раз перейдет,
Тот себя мертвым в могиле найдет.
Пара белок со страху прыснули с газона обратно на деревья. Том вдруг осознал, что застыл на месте с открытым ртом.
Отдыхающие в неге летнего парка стали оборачиваться в их сторону, недовольно морщить лбы, пожилой джентльмен на ближайшей скамейке буркнул нечто о нерадивой молодежи, сдвинул шляпу на глаза. Молодая мать с трехгодовалым карапузом нарочно свернула на другую тропинку, в сторону тихого и безмятежного пруда.
Антонин несколько раз проорал четверостишие, и заметно заскучал. Парк наслаждался его молчанием всего несколько минут, ровно столько понадобилось, чтобы сочинить новый стих. Содержание оказалось таким же, как и у первого, очень мальчишеским. А потом были и третий, и четвертый.
Том смотрел куда угодно, но только не на друга, нарочно держал дистанцию шагов в двадцать, лицо оставалось невозмутимым, но опасно бледным. Лишь, когда парковая зона закончилась, и за редкими домиками безлюдной окраины проступила полноводная Итчен, Антонин смолк окончательно.