— Нет.
Том не раздумывал над ответом, не хотелось, просто брякнул, чтобы Антонин отвязался.
— Это хорошо–о, – размышлял Антонин вслух. – Будь тут маги, могли бы признать меня. А признали бы, так и до деда недалеко. А уж он на этот раз точно за розги возьмется, двенадцать лет только грозился, а теперь… ох, чую!.. возьмется. И буду я как Августус садиться на стул и кривиться от боли.
— В приюте до сих пор розгами пользуются, – заметил Том между делом.
Антонин поморщился, недовольно заерзал.
— Детей бить нельзя.
Том, вытирая руки тряпкой, прильнул спиной к стремянке, плечи тихо ныли.
— Таких как ты иногда даже нужно.
— Но–но! – пригрозил Антонин грязным веником. – Я бы попросил тут!
Решив, что отдых весьма кстати, Том потеснил Антонина на ступеньке, полуприлег рядом.
— Раз уж начали разминать языки… Давай, рассказывай, отчего у тебя этот нездоровый интерес к маглам?
— Сразу «нездоровый»… – проворчал Антонин. – А я‑то думал, ты уже догадался.
Том легко парировал:
— А я догадался, но хочу удостовериться.
Антонин осклабился.
— Хитрец. Добро, будем считать, я купился. А история давняя, слушать придется долго.
— Можно продолжить уборку… – сказал Том, сделал вид, что встает.
Антонин удержал за плечо.
— Сиди уж. Буду сокращать мемуары.
Том с усталым стоном откинулся обратно, ребро ступени упиралось в спину, но лучше уж так, чем сидя. Антонин почесал кончик носа, видно смущался говорить о себе.
— Тебе как?.. с историей или строго по пунктам.
— Давай с историей, – улыбнулся Том, – люблю волшебные сказки.
— Итак, с историей, – повторил Антонин рассеянно, хлопнул по коленям. – История… вот… мне тогда лет пять–шесть было. Мы к тому времени с дедом одни в доме остались… всякие репетиторы и домовые не в счет. Однажды дед по каким‑то очень важным делам отправился в Косой переулок… Сейчас отвлекусь, чтобы разъяснить. Я… мне в общем… по правде, шкодил я тогда очень много. Без ума шкодил. Назло. И накануне так случилось, что я чуть дом не спалил… не с целью, вышло так. Меня Коргоруш допек мытьем шеи… вот я «Ежедневный пророк» в камине и запалил, давай по всем комнатам этого кошкообразного гонять… Шерстью воняло аж во дворе. Ох, влетело мне от деда крепко! И вдобавок после этого он побаивался оставлять меня без присмотра.
— Разве с репетитором или сиделкой это «без присмотра»? – спросил Том.
Антонин отмахнулся:
— Как гоблину хворостинка. Так вот… Дед как по делам соберется ехать и меня с собой, чтоб я всегда на глазах был. И в этот раз тоже. Мы по лавкам ходили, к дедовым знакомым… я в его дела никогда не лез, в разговоры не встревал, потому и заскучал быстро. Дед тогда всего минут на десять отвлекся, спор завязался нешуточный, у него и лицо покраснело… и я смог ускользнуть. Тут же недалеко бродил… от витрины к витрине, чесал затылок, считал камни на мостовой. И как‑то случайно набрел на утильную лавку старика Ловкача. Она в самом тупике, с обеих сторон богатые магазины одежды и товаров для квиддича, а она меж ними зажата, навроде гнилого зуба меж здоровых, маленькая, тусклая, серенькая. «Порядочные» маги ее стороной обходили, даже не глядели, а меня как приворотным зельем потянуло. Как сейчас помню, на витрине была надпись «Оплата исключительно магловскими фунтами»… это теперь я могу прочесть, а тогда не знал, просто глазел за стекло. А там… уйма всякого ненужного магловского хлама, но если хорошенько приглядеться, можно отыскать стоящие вещички… Я почти сразу заприметил ручку. Обычную магловскую… как у нас волшебные перья, но она была с золотым пером. Тут на плечо опустилась ладонь, и на этом моя прогулка закончилась: дед отыскал меня быстрее, чем я ожидал… На уговоры о покупке ручки наградил долгими нотациями, лекция о примитивности магловского мира сопровождала меня до самых дверей дома. Я чуть с ума не сошел, а вечером за ужином был оглашен список строгих запретов. Пункт первый – не приближаться к магазину Ловкача и всему, что связано с маглами… Этот список до сего дня на двери в моей комнате висит, не отдерешь… видно, Дзяд постарался.
— И что все? – протянул разочарованно Том.
Антонин ухмыльнулся.
— Дед так думал. Да только тремя годами позже я вернулся в лавку и ручку ту купил. Она – мой первый настоящий запрет, который был нарушен. Храню, как трофей.
— Интересно… – задумался Том, – какой по счету запрет я сам?..
— Ты, братец, вне нумерации, – успокоил Антонин с теплотой в голосе. – Теперь понял? Я не–на–ви–жу запреты, органически не переношу. И, клянусь, когда‑нибудь отскребу этот чертов список от двери и сожгу. А нет, так вместе с дверью сожгу.