-- Илоночка, детка, очнись. - Зоя Ларионовна хлопала внучку по щекам, в то время, как загорелый немолодой военный брызгал ей в лицо воду из графина. Ресницы девочки задрожали и, судорожно вздохнув, она открыла глаза.
-- Ну вот и хорошо, -- обрадовалась бабушка, прижимая внучку к необъятной груди. - Всё позади, всё кончилось. Теперь всё будет только хорошо, девочка моя сладкая.
Илона растерянно переводила взгляд с одного предмета на другой и, судорожным кашлем, пыталась прочистить першившее от пыли горло. Что произошло? Почему всё кружится? Почему рыдает бабушка? Кто эти люди? И тут в голове, словно включился маленький яркий фонарик. Гузель! Максим!
-- Где моя Гузель? И Максим? - девочка попыталась подняться, но перед глазами, словно оловянные солдатики дружно выстроились шеренги разноцветных сверкающих звёзд и тело снова плавно опустилось на каменный пол.
-- Увели уже проходимцев этих. Забудь. Больше они тебе ничего плохого не сделают. Поднимайся и поедем домой. Мама с папой, дедушка ждут, с ума сходят.
Илона аккуратно встала на ноги и, подождав пока звёздочки в глазах перестанут отплясывать свой дикий танец, тихо прошептала в сторону мужчины:
-- Если через полминуты Максим и Гузель не будут здесь, ты закончишь карьеру профессиональным уборщиком в селе Ржаново.
-- Слава Богу, пришла в себя, -- ехидно скривив накрашенные губы, прокомментировала Зоя Ларионовна. - И всё-таки, я попросила бы тебя, моя дорогая, не разговаривать в таком тоне с человеком рисковавшим жизнью ради твоего спасения.
-- Нет, дорогая бабуля, -- в голосе девочки зазвенели металлические нотки. -- Это ты не меня, это ты свою задницу спасала. Что было бы если бы Максим с Гузелью вырвались из ваших потных лапок и рассказали где следует про экспериментишки, которые пованивают лет на десять. А раскрутить этот клубочек дерьма, то там и на больше потянет. Так что в твоих интересах, чтобы Максим с Гузелью целые и невредимые появились здесь ещё полминуты назад.
Тяжело вздохнув, Зоя Ларионовна дала знак одному из, стоявших у выбитых дверей, солдату и, вынув из кармана пачку сигарет, ушла в комнату.
Гузель ураганом ворвалась в номер и, увидев Илону, истерически всхлипнула. Прижимая к груди бьющееся нервной дрожью тело подруги, Илона только сейчас заметила, что Гузель почти на полголовы ниже её, а острые худенькие лопатки, выпирали, делая спину девочки немного сутулой. Странно, пронеслось в голове, до сих пор Гузель ей казалась высокой стройной принцессой-воином, не способной плакать и переживать, и вдруг такие эмоции. И только когда подруга подняла голову, Илона увидела свежий, ярко-фиолетовый синяк и поёжилась: достанься ей такое украшение, неизвестно ещё, как она бы реагировала.
-- Всё, Гузька, забей. Больше тебя тут никто не обидит. Я их, уродов, вспомнила. Так что ты тут теперь, как за каменной стеной. Глаз болит?
-- Нормально, -- грустно улыбнулась девочка. - Я больше испугалась, а к фонарям мне не привыкать. Вот Максимка с непривычки даже не сгруппировался. Получил по полной. Ну ничего. Там уже "скорая" приехала, так что жить будет. Ты, как? Сильно бабушка воспитывала?
-- Я невоспитанная, Гузька. И это надолго.
Выскочившие из соседних номеров люди, кутаясь в гостиничные халаты, ошарашенно разглядывали результаты "спецоперации" и старательно не замечали мечущегося в толпе молодого солдата тонким фальцетом уговаривающего любопытных разойтись. Людской поток обтекал говорящего и, смыкаясь за его спиной, с замиранием сердца заглядывал в разрушенный номер. Среди общего гама никто не обратил внимания на донёсшийся из коридора шум и, неприлично выругавшись в адрес военного, попытавшегося перекрыть вход, в номер влетели запыхавшиеся Алим и Снежана.
-- Мамулька, -- радостно вскрикнула Илона и, отодвинув Гузель, кинулась навстречу матери. В этот момент взгляд её скользнул по стоящему рядом со Снежаной высокому мужчине, и девочка остановилась, заглушая эмоции.
Алим переминался с ноги на ногу, растерянно глядя на одинокую черноглазую девочку, стоявшую посреди комнаты. Казалось весь мир сошёлся между двумя парами по-восточному разрезанных глаз. Большие, заполненные опытом и чуть стёртые в круговороте жизненных передряг мужские глаза против, окаймлённого длинными пушистыми ресницами, правого глаза и, суженного в тоненькую щёлочку свежим фонарём, левого.
-- Разалим, твою мать, -- взвыла Илона, хлопая себя по коленам. - И дрына на тебя нет. Нас тут чуть на органы не разобрали, пока ты шлялся не знаю где.
Вложив в монолог весь пыл детского негодования, Илона, не стесняясь, ревела во весь голос. Огромные прозрачные слёзы катились из глаз, руки не успевали вытирать длинные грязные потёки и трясущиеся губы время от времени заглатывали горькие крупные капли. А Алим всё стоял и смотрел на малышку. Ничего в ней не напоминало Милочку, это был маленький портретик из его детства. То, что он двенадцать лет каждое утро видел в зеркале: круглое личико с приятными глубокими ямочками на толстых упругих щеках, крупные яркие губы и тоненькая мальчишеская фигурка. Всё то, что так любила Милочка, то что она оставила себе на память о той красивой и чистой любви, которую они пережили и которую он, не задумываясь, предал. Предал, потому что, в отличии от неё, не верил и боялся тех двадцати лет разницы, двух десятилетий опыта, так и не подсказавшего ему правильного решения.
Наконец, поняв, что ситуация стала затягиваться, Алим шагнул навстречу Гузели. Девочка, словно прорвавшийся сквозь лесные дебри лучик, рывком подскочила и повисла на заросшей шее отца. Щека Гузели ощущала каждую щетинку, впитывая запах кожи, волос, словно боялась снова потерять то, что чудом нашла несколько минут назад. Губы девочки сжались в тонкую линию, а огромные разнокалиберные глаза блестели сухим сумасшедшим блеском.
-- Я тебя больше никогда не потеряю, -- тихо прошептала Гузель.
-- Я знаю, -- прошептал в ответ Алим и, не спуская девочку с рук, вышел из комнаты.
Ира жалобно смотрела на дрожащий в руке телефон и ждала, когда же отцу надоест и он отключится. Сидящая рядом бабушка, удивлённо переводила взгляд с, играющего Гимн России, дисплея на закусившую губу попутчицу и, наконец, протянув руку, уверенно ткнула корявым пальцем, включая аппарат. "Иришка..." тут же раздался раздражённый голос отца и девушка, облив соседку негодующим взглядом, поднесла трубку к уху.
-- Пап, я на консультации. Перезвоню, -- прошипела девушка и, проведя пальцем по сенсорному экрану, завершила общение.
Бабушка, тяжело вздохнув, перевела взгляд на мелькающий за окном пейзаж и ещё долго жевала губами, мысленно проводя с нерадивой ученицей воспитательную работу. Ира прекрасно понимала, что на этом общение с отцом не закончилось, а только перенеслось на несколько долгих часов и за это время она вряд ли сможет придумать версию, куда исчезли присланные две недели назад пятьсот долларов и почему ей срочно снова понадобились деньги. Ну, разве отцу объяснишь, что любой комментарий в полиции стоит, как минимум десять долларов. И это официально, а уж сколько пришлось отдать за сведения, которые не получилось узнать законным путём... Нет, папа-полковник, привыкший все двери открывать ногой, никогда не поймёт её увлечения криминалистикой и детективным чтивом и, хотя, желание помочь в поиске пропавшего друга, сочтёт обоснованным, но плату за сведения, не одобрит. Ладно, будет день, будет и пища. Спасибо, хоть на питание последние дни не тратится: Соня и Наташа полностью взяли на себя решение этого вопроса. Ничего, не может дедуктивный метод Шерлока Холмса не дать результата, вот сейчас найдёт в коттеджном посёлке адвоката семьи Тышкевичей Вячеслава Кожевникова и вытрясет из него все сведения об этом загадочном завещании. А то, что не из-за сексуальной извращённости очаровательной Агаты пострадал Максим, шито белыми нитками. За друга девушка не беспокоилась, не тот человек Макс Шубин, чтобы проколоться на мякине. Этот "колобок" и не от таких бабушек-дедушек удирал. Отключив телефон, Ира откинула голову на потёртую спинку сидения междугороднего автобуса и решила, что будет решать вопросы по мере их поступления.