Весь этот очень ненадёжный с виду мост напоминал старинную детскую колыбельку на двух жердинах.
Только Рита ступила на первую доску — и мостки заходили, заскрипели, застонали. Каждый следующий шаг раскачивал их всё сильнее. Рита ощущала, как пружинят под ногами нижние тросы. Они то расслаблялись, то снова напрягались и подталкивали её вверх, словно стремились сбросить с мостков.
На середине пришлось остановиться — уж очень сильно раскачался мост. Рита глянула вниз. Под ней текла Клеверка. Вода поднялась небывало высоко. Здесь, на середине реки, мост провисал, и она доставала чуть ли не до самых досок. Быстрое течение, однообразное и вместе с тем какое-то угрожающее бормотание воды, в тон которому звучали отдалённые раскаты грома, вызывали смутную, непонятную тревогу… Рита невольно отпрянула от перил, у неё слегка закружилась голова.
Странно — гроза ушла на север, а гром как будто опять доносится с юга. Неужели всё начнётся сызнова? Впрочем, Рита не была в этом уверена. Здесь, посреди реки, зажатой лесистыми — холмами, не так-то легко определить, откуда идёт звук.
После ливня заметно похолодало, да и от воды тянуло сыростью. Риту, разгорячённую бегом, вдруг пронизала зыбкая дрожь. Сумрак сгустился настолько, что кустарники на берегу воспринимались как тёмная плотная масса. Снизу она словно двигалась, странно подёргиваясь, — быстрая река перебирала оказавшиеся в воде нижние ветки кустов.
В ближнем доме, скрытом за деревьями, вдруг пронзительно залаял щенок. Рита вздрогнула. Который час? Поздно, наверное, очень поздно. А до Граверов ещё шагать да шагать.
Пока она стояла, боль в ноге усилилась. Да и усталость давала себя знать. Ничего удивительного: работы к вечеру и так скопилось немало, а тут ещё бегом к Вилису во время грозы. И в речку чуть не свалилась. И домой кружным путём…
И всё же Рита ощущала удовлетворение. Трудности, препятствия — а она, невзирая ни на что, сумела выполнить важное поручение! Теперь оставалось немного. Ещё километра три — и дома.
Рита оторвала взгляд от тёмной поверхности реки и осторожно двинулась вперёд. Снова завиляли под её ногами неустойчивые доски, снова заговорил ржавым голосом висячий мост.
Девочка уже скрылась на тёмном берегу, а мост всё ещё по-стариковски охал и скрипел, никак не мог успокоиться.
20.25
Значит, Маруты нет дома…
Вилис почувствовал одновременно и облегчение, и досаду. А вслед за этим и злость — подумать только, самому придётся бежать в Зунды! Конечно, сложись с той фотокарточкой всё иначе, он охотно пошёл бы вместо Маруты. Да что там говорить! Вилис был бы просто счастлив, что может по-рыцарски освободить её от неприятной обязанности шагать в темноте через лес. Или — ещё лучше! — они пошли бы вместе. Вдруг получилось бы так, что ему пришлось бы её защищать? А теперь он ощущал одно только раздражение. На какой-то миг мелькнула даже мысль вообще никуда не идти. Вернуться в Межерманы — и чёрт с ней, с этой цепочкой! Из-за того, что Марута изволила укатить куда-то с отцом, тащись ни с того ни с сего чуть ли не три километра по лесу. В темноте, в мокроте, босиком… Но он тут же отшвырнул эту мыслишку. Идти придётся всё равно. Выбора у него нет.
Вилис повернулся к Ивару и голосом, в котором как бы эхом его внутреннего состояния прозвучали раздражённые нотки, сказал:
— Значит, так: я бегу к Гунару. А ты иди домой. Или, если хочешь, жди меня здесь. Через час вернусь.
Ивар вначале ушам своим не поверил. А затем, когда понял, что Вилис не шутит, пришёл в ужас. Как?! Одному возвращаться в Межерманы? По дороге, где бродят кабаны? И ещё вдобавок темнота густеет с каждой секундой. Или — того не лучше! — оставаться здесь, в чужой усадьбе, рядом с этим непонятным стариком, который непрерывно рычит под навесом?
Но как ни старался Ивар убедить брата взять его с собой, ничего не вышло. Правда, при этом он и заикнуться не посмел о своих страхах — ни о кабанах, ни о темноте, ни даже о старом Кудисе. Он говорил, что не хочет оставаться один, что-то доказывал, отчаянно спорил и в конце концов даже чуть не расплакался.
Всё напрасно! Вилис был неумолим.
— В лесничество я тебя не возьму — и конец! Это тебе не прогулка по дороге. Придётся напрямик через чащу, да ещё на пути река. И времени в обрез, и нога эта твоя… Словом, нет — и заткнись!