Воздух ударил в лицо, ледяной и холодный, могучий, полный заходящего солнца и водяной пыли. Олесь зажмурился. Ему показалось, что возник на грани слышимости звук реактивного мотора. Посмотрел вверх — никакого самолета, только развернутая бездна синевы, и в этой бездне таяла еще наработанная военным бомбардировщиком белая длинная линия.
— Ты что, ослеп? — вежливым голосом спросила Маруся. Палуба была металлическая, жесткая под подошвами, звенящая при каждом маленьком шаге, а вода вокруг была огромна и мягка, море пенилось, Олесь в этот момент ощутил весь корабль, ощутил его как огромный кусок металла, погруженный почти наполовину в шевелящуюся легкую соль. Скользящий огромный нож, направленный острием своим на Большой Соловецкий остров.
— Да посмотри ты! — крикнула Маруся. Она попыталась отобрать у поэта блокнот. — Видишь, кровь?
— Где?
— Вот! — палец Маруси описал в воздухе неправильный эллипс.
— Действительно… Ты смотри-ка… Кровь… Всегда ты найдешь что-нибудь интересненькое… Хоть на цепь сажай.
8
Солнечный сильный свет не дал бы обмануться здесь даже человеку вовсе неискушенному, даже ребенку было не перепутать это пятно с каким-то другим. Ни томатный сок, ни клюквенный, ни краска, ничто не могло бы выглядеть таким образом. Большая свежая, но уже спекающаяся лужа крови имела неприятный черный отлив и была будто подернута пленкой. Лужа была огромной, такая могла образоваться, если выпустить из человека не менее половины всей содержащейся в теле жидкости.
Олесь опустился на корточки.
— Плохое дело, — сказал он, и в голосе прозвучала деловая интонация. — Лучше нам с тобой в это не лезть… — Он попробовал пальцем густую жидкость, понюхал, вытер палец о палубу. Палуба почему-то оказалась холодной и чистой. — Но, пожалуй, нужно сообщить!
— Куда?
— Не куда, а кому. Вероятно, либо директору маршрута, либо капитану. Интересно, а есть вообще какой-нибудь милиционер на корабле?
— Мне не кажется.
— И мне не кажется. А вот какой-нибудь сотрудник КГБ обязательно должен сыскаться.
— Почему ты думаешь?.. Ты думаешь, если теплоход идет в закрытой зоне, то обязательно сыщется представитель органов? — Маруся была совершенно спокойна, выполнив свою задачу, ткнув поэта носом в лужу крови, она теперь откровенно заскучала. — А может, пойдем в бар?.. Пойдем выпьем чего-нибудь немолочного.
— Когда ты заметила эту лужу?
— Минут пятнадцать назад. Вышла подышать и сразу заметила.
— Но она совершенно свежая, — рассуждал Олесь. — Это значит, человека на этом месте убили минут двадцать назад. Убили и унесли.
— Унесли, да, — в тон ему поддержала Маруся.
Но, может быть, все-таки не насмерть его убили… А может быть, ее?
— Ты думаешь, это кровь из носа? — Олесь, не поднимаясь, задрал голову и смотрел на Марусю напряженно. — Ты допускаешь что-то банальное?
Она пожала плечами.
— Почему бы и нет.
— Очень, очень не хочется банальности… — Олесь наконец поднялся на ноги и зачем-то отряхнул рукава. — Ужасно не люблю. Ладно, не наше дело. Пойдем… Пойдем сообщим и потом пойдем выпьем… Чего-нибудь немолочного.
Дверь открылась, Маруся резко обернула голову и сказала громко, обращаясь к человеку, вышедшему на палубу:
— Посмотрите! Посмотрите! Здесь произошло убийство! — Голос ее был по-актерски истеричен, и Олесю с трудом удалось спрятать улыбку.
— Видите? Кровь! — Она показывала пальцем.
— Много крови… — подавленным голосом поддержал Олесь. — Очень много невинной человеческой крови.
Прикрыв за собою аккуратно металлическую дверь, на палубу вышла знакомая дама, та самая, что стояла рядом с капитаном-директором во время загрузки на «Казань». Она загадочно улыбалась и поеживалась от холода.
— Вы считаете, здесь убили человека? — спросила она и ослепительно улыбнулась, демонстрируя дорогие зубы.
— Да, похоже… — сказал Олесь. — Может быть, даже не одного. Очень… Очень много крови!
— Это кабанчика резали! — сказала дама и снова улыбнулась. — У капитана день рождения сегодня. Подарок на ужин.
— А почему не на кухне резали? — спросила Маруся.
— Почему же не на кухне? На кухне. Начали на кухне, но он вырвался и убежал.
— Я понял, — Олесь тоже улыбнулся. — Он хотел броситься в море и плыть к материку.
— Именно так! — сказала дама и не к месту мелодично рассмеялась. — Свиньи вообще весьма свободолюбивые и жизнелюбивые твари… — Светлые ее волосы трепались по узким плечам, в глазах отражалось только солнце. — Так что вы немножко не то подумали, — Она протянула руку. — Валентина.