Больше ни из чего он не состоит, этот мир… Мир страха, и решений… Он таков, каким мы его чувствуем… — Она не следила за беснующейся в своей голове, разгулявшейся мыслью, абсурд внутри помогал Марусе собраться и действовать точно, не испытывая усталости, без срыва. Шарф окончательно запутался и, уже не пытаясь разобраться с этими длинными шерстяными концами, Маруся через голову сорвала его и бросила по дороге. — Он ведь точно начнет теперь стрелять… И хорошо, если по бутылочкам».
Ее неожиданно взяли под левую руку, притормозили, и старческий голос попросил, негромкий за новым ревом гудка:
— Маруся, если можно, я на вас обопрусь! Мне никак не добраться одному. Здесь пятнадцать километров. Когда-то пробегал их строевым шагом, а теперь — сердце. — Она вздрогнула, приостановилась, но, вышвырнув из головы мечущиеся мысли, приняла все как должное.
— Конечно, пойдемте! — сказала она. Николай Алексеевич, вероятно, не мог быстро идти и, сильно отстав от своей группы, поймал ее прямо на дороге.
— Мы можем как-то срезать угол? — Маруся специально посмотрела в глаза старика. — Вы же здесь должны каждую травинку знать. Вы же шли на Секирную гору, на лестницу?
— Попробуем. — В голосе старика не было особой уверенности. — Здесь сильно все перекопали. — Он уже показывал рукою в грубой черной перчатке поворот на тропинку. — Представьте себе, все деревья порубили, посадили новые… Но, кажется, на том же самом месте…
Под деревьями оказалось полутемно, хотя, конечно, почти никакой листвы вокруг, только сплетенные ветви и тени от них. И здесь было еще тише. Так было тихо, что совершенно терялось ощущение пространства. В первый момент, пытаясь высвободить свою руку из цепких пальцев бывшего палача, Маруся здесь, напротив, сама взяла старика под локоть.
— А вы действительно были здесь в качестве заключенного? — через несколько минут, а может быть, и через полчаса, движения среди деревьев спросила она. — Скажите правду!
— Все мы были в известном смысле заложники!
Старик замолчал, он смотрел вверх. Гул самолета обозначился и стал ощутимым, явственным. Но видно серебряного крестика среди ветвей не было. Маруся покрутила головой, с левой стороны сквозь сплетение ветвей различалась морская пустота, до нее было не более ста шагов, справа так же ясно угадывалась пустая дорога. От того что лесополоса оказалась такая узкая, Маруся ощутила почему-то приступ тошноты. Она глотнула холодного чистого воздуха, и воздух был как яд, как рвотное, резкий и кислый, полный запаха гари.
— Вот они! — прошептал старик. Не сразу она нашла силы на то, чтобы поднять голову, шея не гнулась, плечи свело болью. Но все-таки Маруся посмотрела.
Низко, прямо над деревьями, по небу двигалась большая золотая тень. Она была прозрачна, она могла быть просто солнечным миражом, но она имела отчетливые очертания ладьи. Длинный, кривой киль задевал за ветви, и ветви, как вода с металла, соскальзывали, потрескивая, с него. В лодке сидели несколько человек. И все они улыбались.
— Пойдем… Можно успеть… — Старик рванул Марусю за руку, но, только что не в состоянии поднять голову, она теперь не могла отвести глаз. — Когда еще представится случай?! — Глаза старика были страшны, и они блестели от слез. — Ты поможешь мне бежать?
Лодка двигалась очень медленно, прямо из-под сверкающего солнца, и рассмотреть лица сидящих в ней людей было невозможно. Марусе очень хотелось рассмотреть их, она щурилась, терла глаза, кусала губы, но рассмотреть не могла.
— Да что ты пялишься! — зло прошипел Николай Алексеевич. — Не видишь, что ли, уголовники плывут!
— Уголовники?
Но она уже увидела лицо Валентины, склоняющееся вниз, увидела смотрящие на нее веселые озорные глаза воровки. И так все ясно, что даже следы собственных ногтей на ее щеках можно было различить.
27
Двинувшись в неверном направлении, Олесь сперва попал не туда, его вело чутье, никакая мысль в действиях поэта теперь не участвовала, да и блокнот остался на столе в каюте, только пистолет под левой рукой и стремление куда-то вверх остались у него. Будто проснувшись, Олесь увидел себя стоящим на гнилых черных досках маленькой лодочной пристани. Лодок не было, а из-под носков сапог уходила масляная, гладкая вода. На воде появлялись пузыри. Олесь присел на корточки, он подумал, что вода должна быть теплой, он снял перчатку, попробовал рукой. Вода оказалась густою и действительно теплой.