«Как ни бейся, все равно убьют, прямо сейчас, — поняла она. — Больно будет. Что-то нужно сделать, что-то сказать!.. Говори — не говори, все равно», — Она понюхала свою ладонь, бросила кусок простыни на пол. Ладонь пахла очень неприятно, чем-то липким, не потом. Таня подумала, что такие выделения бывают перед смертью.
— Какой дружок? — с трудом ворочающимся языком повторила она.
— А тот, что повара утром заколол!
Блестящий ботинок качнулся в воздухе и вдруг с размаху (скуластый даже не встал со стула, только чуть приподнялся на руках, держась за сиденье) ударил девочку снизу вверх, в грудь.
Слева от себя она увидела нож. Она поняла, что окровавленный нож они будут вытирать этой самой тряпицей со штемпелем. Она почти не почувствовала боли. Только отупение и некоторая слепота. Она хотела крикнуть что-нибудь веселое, очень громкое, разбудить соседние комнаты песней, но песня засохла в онемевшем горле.
— Не надо меня резать, — очень-очень тихим шепотом выдавила она. — Ну пожалуйста… Не режьте меня, мальчики!
Задрав голову, Ник хотел рассмотреть окна наверху и увидел лишь узкие, чуть светящиеся перекрытия. Внутри храма было совершенно темно и почему-то очень холодно. Луна еще не вышла из-за туч. Шум моря можно было услышать, но за этим шумом — ничего. Припоминая расположение внутри строения, он, ощупью двигаясь по стене, искал лестницу во второй ярус.
«Если здесь кто-то есть… Если сюда кто-то забрел ночью, то либо он воспользуется фонарем… Либо сразу поднялся наверх… Наверху кабинет директора турбазы… Кажется, там были раньше, два года назад, какие-то реставрационные мастерские… Зачем я сюда полез? Чего ради я решил, что найду здесь Тамару? Она приснилась мне… Понятно, я о ней думал, она и приснилась… Дурочка слышала женский голос, но почему я решил?..»
Он нащупал первую ступеньку, потом нашел перила и стал подниматься. Глаза постепенно привыкали к темноте. Поднявшись на галерею, он смог даже различить испорченную живопись стен. Он помнил, здесь было много испорченных фресок. Он помнил, кабинет находится в левом крыле недалеко от лестницы.
В стене было небольшое окно. Ник выглянул. Сверху можно было разглядеть освещенную занавеску Таниной комнаты. Чтобы лучше рассмотреть, он опустился на колени. Доски скрипнули под ним. На занавеске лежала тень девочки. Ее заслонила другая тень.
«Их там двое… — подумал Ник. — Кто к ней пришел?»
На вопрос, заданный самому себе, ответ прозвучал снаружи, извне.
— Не нужно туда возвращаться… — Это было сказано за его спиной. — Ты ничем не поможешь уже…
Не поворачиваясь на голос и продолжая смотреть на освещенную штору, Ник увидел, как дернулась тень.
«Ее ударили ножом!»
Тень девочки повернулась тяжело. Умерев, она еще хваталась за штору, хотела сорвать ее, хотела, чтобы Ник увидел еще раз ее глупое лицо.
— Не двигайся!
Ник дрожал от сдерживаемой ярости. Он повернулся, в темноте перед ним был темный силуэт. Лица не разглядеть, но голос мужской и, кажется, знакомый.
— Тамара здесь? — спросил Ник.
— Нет.
— А где она?
— Тамару убили. Вчера!
Он наконец узнал голос — фотограф с пляжа.
— А вас, значит, не тронули?
— Это случайно, — фотограф замялся. — Просто повезло.
— Обезьянка-то ваша цела?
— Нет!
— Чего вы хотите?
Тень фотографа в темноте стояла немного криво, и Ник понял: он опирается на винтовку.
— Уезжайте завтра утром, — сказал фотограф. — Тамара просила передать тебе… Это просьба. Попробуйте вытащить Миру.
— Это все? — спросил Ник и поднялся. Коленки дрожали.
— Нет.
— Что еще?
— Я хочу отдать вам фотографии вашей мамы… Все-таки работу сделал.
Свет в окошке Тани все так же горел, но Ник не пошел туда. Зачем? Ей уже не поможешь. Наступая нарочно на спящих собак, он медленно пересек двор, поднялся на второй этаж. Ли спала. Ник разделся и тоже лег. Он закрыл глаза и вдруг увидел, что на веках свет. Это вышла наконец луна из-за тучи.
«Не думать… Забыть… Мне не нужны травмы… Я не спал с ней… Я не отвечаю за ее судьбу. Я ничем не смог бы помочь».
Когда загрохотали во дворе выстрелы, он подумал, что галлюцинирует, но не встал, не открыл глаза. Он услышал, как встала со своей постели Ли, приподняла занавеску. Он понял: окна турбазы загораются одно за другим. Но не было никакой перестрелки.
Старик с серебряной бородой и еще двое молодых парней, вооружившись короткими винтовками, в упор расстреливали собак. Собаки рычали, метались с визгом по двору, бились о закрытые ворота. Ник поднялся и встал за спиной матери. Он видел, как расстрелянное с расстояния в полметра животное отлетело назад и шлепнулось у каната танцплощадки. Он вспомнил, что уже видел подобное два года назад. Здесь регулярно отстреливают бездомных собак, это традиция.