Кажется, Красный высказал претензии к чёртову ящику вслух, так как получил ответ от Лизы Бонч-Бруевич. Шум двигателя в закрытой кабине почти не слышен, и пассажиры могут свободно разговаривать с лётчиком и между собой.
— На дирижаблях, Васенька, всё многократно экранировано, а здесь помехи от артефактов идут. Даже странно, что ты этого не знаешь.
— Какие ещё артефакты? В самолёте их нет и не должно быть.
— Да я не спорю, — Лизавета расстегнула верхнюю пуговицу комбинезона и достала светящийся камень на толстой золотой цепочке. — В самолёте не должно быть, а у меня есть.
— Что это?
— Артефакт управляемой невесомости. Ты же знаешь, как нам страшно летать?
— Нет.
— Вот теперь будешь знать. Сюда закачено столько энергии, что в случае аварии я смогу уменьшить вес самолёта и опустить его на землю без трагических последствий.
— Хрена себе! — удивился Василий, в первый раз услышавший о существовании таких устройств. — И у вас у каждой такая фиговина?
— Фиговина! Что за слова такие? Какой же ты грубый, Вася.
— И всё же?
— Ну… после гибели императора Николая Павловича одарённые предприняли меры по недопущению такого впредь, и вот… Очень дорого, но очень надёжно. И да, у нас у всех такие амулеты.
— А у меня нет, — вздохнул Вася.
— У тебя есть парашют, — возразила Лиза. — Ничем не хуже, но гораздо дешевле.
— Моя подвеска для отпугивания комаров тоже может помехи давать, — добавила Катя Орджоникидзе. — Они в ультразвуковом диапазоне пищит.
— Вы обвешались как новогодние ёлки, а я… — и тут пришедшая в голову мысль заставила Красного радостно воскликнуть. — А я сделаю радар для поиска вражеских магов! Можно ещё управляемую бомбу с наведением на источник помех! Эврика, солнышки мои!
— Вот она, агрессивная мужская сущность, — рассмеялась молчавшая доселе Верочка Столыпина. — Всё на свете они стремятся превратить в оружие.
— Но именно за это мы их и любим, — отозвалась Лизавета.
— Их?
— Его, — поправилась Лиза. — Зачем нам они, если есть он?
Девичьи разговоры не мешали Красному обдумывать устройство будущего маго-пеленгатора. Там нет ничего принципиально сложного, и даже удивительно, что прибор не был изобретён раньше. Оно же само напрашивается — российские одарённые предпочитают напрямую работать с энергией, а в других странах любят запасать её впрок, причём часто самыми изуверскими методами. Нектомантская бомба, которой пытались взорвать императора, тому наглядное подтверждение.
Самое проблемное место, пожалуй, направленная антенна. Сейчас её можно расположить в крыльях, но что делать, когда самолёты станут цельнометаллическими? Впрочем, до таких самолётов ещё далеко, и нужно решать вопросы по мере их появления. Сегодня зачем голову ломать?
— Вася, нам ещё долго лететь? — неожиданно спросила Лиза Бонч-Бруевич, отвлекая Красного от технических мыслей.
— Часа полтора, если встречного ветра не будет, а что?
— Укачивает, — пожаловалась Лизавета. — Ты думаешь, почему Верочка сегодня такая молчаливая?
— Не знаю, — пожал плечами Василий. — Но если верить Булгакову, то во всём виноват коньяк, светлая королева.
— Вот только давай без гнусных инсинуаций, да? Твою «Стрекозу» так болтает, что леденцы едва помогают. Представляешь, я уже целую банку монпасье съела.
— Ты её не выкинула? — забеспокоился Красный.
— Куда? Здесь форточки не открываются.
— И не нужно. Попробуйте положить в баночку все свои амулеты и закройте её.
— Зачем?
— Научный эксперимент.
Лиза не стала спорить, сняла с себя цепочку с камнем и положила в жестяную баночку с хохломской росписью, после чего передала жестянку дальше. И буквально через минуту случилось чудо — из встроенного в приборную панель динамика послышался чистый, без помех и треска, голос Чкалова:
— Стрекоза, ответь Чайке. Стрекоза, мать твою, ответь же Чайке!
— Здесь я, Валерий Палыч, — откликнулся Красный. — Небольшие технические накладки.
— Не пугай меня так, Вася! — в интонациях Чкалова слышалось явное беспокойство. — Гатчина не принимает из-за грозового фронта, и вся торжественная встреча срочно переносится в Петербург. К нашему прилёту как раз будут на месте. Садимся на Дворцовой площади. Как понял, приём?
— Есть садиться на Дворцовой!
Интерлюдия
Всё в том же лондонском особняке собрались всё те же респектабельные джентльмены, избегающие произносить вслух свои имена, фамилии, титулы и должности. Виски, портвейн, херес, кубинские сигары и горящий камин… что может быть лучше в промозглый последний апрельский день?