Впервые за все время после возвращения из Воронежа Валера занялся уборкой. Выгреб весь сор, почистил ковер, вымыл пол и разогнал тараканов. Вернулся в комнату — надо было повесить люстру на место — и остановился, глядя на веревку, свисавшую с потолка. Вчера это зрелище казалось ему уместным и наиболее естественным. Но сегодня... Странно, но после визита Цезаря принятое решение уже не казалось ему единственно правильным.
А зачем он вообще в петлю полез? Между прочим, Шведов был абсолютно прав. Во-первых, та девчонка — создание никчемное, без цели и желаний, даже самых простень-
Ких, во-вторых, она ребенок только по возрасту. Никчемная потому, что для того, чтобы стать плечевой, особого ума не требуется, вернее, требуется полное его отсутствие. Это же не женщина, это просто дырка, открытая для всех желающих за гроши, а иногда и даром. И добро бы ей действительно нравилось заниматься сексом — так ведь она не сумела придумать другого способа заработать на кусок хлеба без масла... И если уж она сама сознательно выбрала такой путь... Да и о ее детском возрасте тоже можно поспорить. В пятнадцать лет женщины в Афганистане детей растят. '|сму научила бы она своих детей? Шляться по стране, трахаться на стоянках, чуть ли не на виду у всех, служить подстилкой, об которую при желании можно ноги вытереть? Тьфу. И отпускать се нельзя было ни в коем случае: она пересела бы в любую встречную машину и на радостях, что спаслась, тут же выболтала бы все. Что такое профессиональная солидарность и как водители относятся к нападениям на своих коллег, Валера знал по собственному опыту — сам был таксистом. Их взяли бы на подходах к Воронежу, и все дальнобойщики с ближней стоянки помогали бы ментам, поставив кордоны на дороге. А там — взяли с поличным... Следствие было бы очень коротким, и от смертного приговора Господь Бог не спас бы. Стоила ли одна пустая голова десятка других?
Кое-кто в ее возрасте и за оружие берется. Эту картину Яковлев запомнил на всю жизнь. Раскаленное белое солнце, раскаченная белая пыль висит в раскаленном белом воздухе. Безмолвный и безлюдный, будто вымерший, белый кишлак, ручеек алой крови бежит по каменистой почве... Их было всего двое москвичей в части — Яковлев и Лешка Куликов по прозвищу Бонзай. Лешка был лучшим другом Яковлева... Бонзая застрелили наповал первым же выстрелом, и душману мало было одной жизни.
Думали, там нормальный «дух», а стрельбу вел сопливый мальчишка лет тринадцати. Уже раненный, отстреливался до последнего патрона. Злобный, как шакал, зубами бы русских на куски драл, дай ему волю. Только когда у него патроны кончились, взяли его живьем. И были в шоке — с его головы свалилась чалма, а из-под нее — косы до коленок. Девчонка. «Сука», — сказат тогда ВДВ. И за
Стрелил ее... Никто ему слова не сказал — пожалей ее, сделай ей скидку на возраст, она продолжала бы убивать...
И Цезарь прав. Когда Валера с Серегой грохнули Пеликана, никаких сомнений в правильности своих действий у них не возникло. А ведь ситуация была сходная — Пеликан застукал их на месте преступления, только в случае неудачи сдал бы их не ментам, а своим бандитам. Но результат оказался бы таким же, даже еще хуже. И Цезарь в той си-туации на дороге вряд ли помнил о том, что перед ним ребенок. Для него девчонка была существом без пола и возраста с табличкой «свидетель». То есть именно тот человек, который мог всерьез навредить ему и его людям. И думал Цезарь лишь о том, что ему необходимо уберечь своих людей от угрозы провала, а вовсе не о том, что он бесчеловеч-ный маньяк. С точки зрения дела он был однозначно прав. А с точки зрения гуманности... Какая, к... матери, может идти речь о гуманности, если он бандит?! Если он убийство и грабеж сделал своей профессией?
Валера разложил все по местам, приготовил поесть и только тогда полез в холодильник за водкой. Действительно, водки в бутылке осталось ровно стакан, ни капли сверх этой нормы в квартире больше не было. Вот загадка: Цезарь на глаз объем определяет или мензурку с собой носит?
А может, все-таки вернуться? Конечно, истерику ему не простят, и ребята коситься будут, и на прежнее доверие нечего и рассчитывать. Но все-таки — может, попробовать? Ведь здорово же было поначалу. Другой мир, другая мораль, другие законы... И вроде бы на своем месте находился. Может, получится начать заново? Цезарь не зря приходил, если бы он полагал, что от Яковлева толку уже не будет, он бы в лучшем случае забыл про него. А пришел. Значит, надобность в нем еще не отпала, значит, еще можно попробовать исправить положение...