— Государственных героев хоронят со всеми почсстями, — негромко заметил Корсар. — И оружейный залп над могилой...
— А кто нам мешает сделать то же самое? — перебил его Саша. — Риск? Это ерунда. За несколько часов до начала выстроить цепь из наших людей вдоль всего пути и вокруг кладбища. Кого не надо, они не пропустят, а внутри оцепления можно делать все, хоть испытания ядерного оружия проводить. И игру Артура мы не сломаем. Ведь лидер беляевской группировки — это такой человек, хоронить которого будут все авторитеты Москвы. И на лбу ни у кого не написано, кто он и каков его статус.
— Нуда, — согласился Слон. — Толпа большая, и попробуй разбери — беляевская это группировка или какая другая. Да нет, похороны — это святое дело. Артура надо проводить по достоинству, с этим никто не спорит. Мы живем не только сегодняшним днем, но и вчерашним, и завтрашним. И своих мы не забываем. А что с козлами делать?
Все вновь посмотрели на Маронко. Тот задумчиво сказал:
— Когда Артура забрали, я предупредил бутырскую братву, что причинение любых неприятностей человеку по прозвищу Джордано окажется на руку нашим врагам, так сказать, по убеждениям. А посему такие действия будут расценены мной как добровольная помощь Петровке. Руки у меня длинные, я таких недоумков везде достану, хоть в Кремле, хоть в «Белом доме». И ждать могу хоть десять лет. Сам не доживу — ради Бога, у меня наследников злопамятных хватает. Я предупредил, что человек, нарушивший мое условие, будет опущен, и это еще не все. Этого мало. Если он выживет после того, как пройдет через всех желающих — а их и сорок человек сразу может найтись, — он все равно будет убит. Таким способом, какой фантазия подскажет мастерам из отряда Бориса. Ограничений им ставить не стану. Эти ребятки славятся по всей России, и я не думаю, что им в руки мечтает попасть даже закоренелый мазохист. А после того, как они побалуются, все оставшееся от дурачка будет распределено следующим образом: мясо продано на рынке под видом телятины, остальное выкинуто на помойку — бродячим собакам тоже что-то есть надо.
Саша сидел, опустив глаза. Вот это да... Вот это при
Каз... Кто бы мот подумать, что Маронко на такое способен?! Пожалуй, Саша только теперь понял, почему Ученого очень многие боялись. Даже Хромой его здорово опасался. Вовсе не из-за той военной силы, которой он располагал, а из-за того, что он мог отдать фанатично преданным ему боевикам любой, самый дикий, приказ.
В обычное время он сурово сдерживал все звериные инстинкты своих подчиненных. Его политика была жесткой, но без крайностей — ничего особо пугающего, мытищинская группировка славилась куда более зверскими выходками. А выходит, один Саша не знал, что он далеко не всегда против жестокости и садизма. Видимо, остальные знали, что Ученый способен в любую минуту снять все ограничения, «спустить с цепи», и тогда его фанатики слепо и без рассуждений разорвут в клочья любого указанного им человека. И все боялись, что могут стать коронным блюдом на этом пире крови...
За себя Саша переживал мало, он смог бы выполнить любой приказ. А его люди? Он скосил глаза. Мишка сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и что-то писал в блокноте с отсутствующим видом. Мишку после экзамена на кровь таким приказом не проймешь. Саша вспомнил, что Мишка рассказывал... Поскольку на его совести уже одна жизнь была, Мишка на убийство шел гораздо спокойнее Саши.' А все пошло не по плану... Мужичок, убираемый одновременно с судьей Муравичсм, просек дурной поворот Событий и, когда Мишка привел его к заранее выкопанной яме, начал сопротивляться. У Мишки был «макар», но машинально он схватился за более привычное оружие — за нож. Своей жертве он нанес только один удар — выпустил кишки. Мужик успел отползти на два десятка метров и затих. Мишка за ноги дотащил его до ямы, скинул, не проверяя, жив он или мертв, облил бензином и поджег... Он был жив; услышав его жуткий вопль, Мишка едва не спя-тил. И после злого напрочь потерял всякую чувствительность, до его сознания акты садизма просто не доходили.