Ментов, бумажник и ствол. Причем не наш «макар», а импортная штучка. Та-акая дура, я тебе скажу! Я и прикинул: таким людям не мешало бы возвращать их вещи. Адрес в документах указан был, я сорвался и посреди ночи потопал пешком в Беляево. К шести утра дошел. Отец удивился, что я даже не воспользовался деньгами, чтобы взять машину. Поговорили с ним, он оставил меня у себя, но с условием, что я забуду про криминал.
— А я бы занялся криминалом, — задумчиво сказал Саша.
— Забудь! Тебе так плохо живется?
— Миш, трудно убить человека?
Мишка смерил его уничтожающим взглядом:
— Теперь я понимаю, почему отец запретил даже слухами с тобой делиться. Тебе только дай пищу для фантазии, ты начнешь пробовать все подряд.
— Ты не ответил, — неожиданно спокойно сказал Саша и твердо посмотрел Мишке в глаза.
Мишка удивился, некоторое время молчал. Потом не выдержал испытующего взгляда, отвернулся, пожат плечами:
— Да черт его знает... Я злой был, ничего не соображал в азарте. У него нож, у меня финарь. Мы сцепились, я ударил, нас начали растаскивать, я еще больше озверел. А потом мне сказали, что я его с первого удара свалил. Не знаю, наверно, в спокойном состоянии я бы не решился, но тут мне было не до размышлений. Сашка, ты что задумал?
— Да ничего особенного. Выйдет мой отчим из тюрь мы — собственными руками повешу. А Лешке Рамову яйца оторву и потом тоже вздерну. Они это заслужили. А инте-ресно, — он помолчал, будто подбирая слова, — смогу я быть бандитом?
— Ты что, спятил? — зло спросил Мишка. — Денег мало?
— Дело не в деньгах. Ты не прав, Миш, криминал — это штука слишком непростая, чтобы мерить ее только на деньги. Это власть, независимость, сила. Это уверенность в себе.
— Ага. Не забудь добавить, что это еще и тюрьма.
— Смотря как все спланировать. Можно и не попасться. Ты же не лопался. И отец второй раз тоже. А потом, тюрьма — это не смертельно, там тоже люди живут.
— Все равно забудь. Тебе отец этого не позволит, — категорично заявил Мишка.
Еще накануне вечером Саша бы ответил: «А ему можно и не говорить». Сегодня он вздохнул с притворной досадой и сделал вид, будто внял Мишкиным увещеваниям. Он снял розовые очки молодого осла — пора было приспосабливаться к законам реальной жизни.
ТАНЮШКА
Лучи цветомузыки пробегали по актовому залу, выхватывая из общей массы танцующих то одну, то другую голову. Стены, занавеси на окнах были увешаны блестящими новогодними украшениями, над головами протянуто множество гирлянд, перевитых мишурой, пол засыпан конфетти. В том кругу, где танцевала Танюшка Кудрявцева, топталась едва ли не половина группы, и, самое главное, — напротив нее подпирал стену Сашка.
Сашка Матвеев мог смело претендовать на звание самой таинственной личности института. Такого количества сплетен, слухов и домыслов, как о нем, не ходило ни о ком из студентов, в этом Таня была уверена. Загадки пошли с самого начала. Он не ездил со всеми на картошку (так только говорится, а убирали свеклу), и впервые Таня увидела его после окончания сельхозработ. К тому моменту она была единодушно признана самой красивой первокурсницей, и за честь сидеть рядом с ней на лекциях спорили все мальчишки группы. Таня привереднтала — ей не нравился ни один из претендентов — и потому твердила, что обожает одиночество.
Когда он вошел в аудиторию, все замерли. Во-первых, он привлекал внимание очень высоким ростом. Во-вторых, сразу было видно, что одевается он не в ближайшем уни-вермаге — костюм дорогой, рубашка и галстук подобраны тон в тон. Смотрелось потрясающе. И, в-третьих, от его физиономии глаз нельзя было отвести. Наверное, даже То-масу Андерсу — эталону красоты для Таниных однокурсниц — далеко до него. Незнакомец оглядел помещение, нимало не смутившись от всеобщего внимания, подошел к Тане, спросил, свободно ли это место, и уселся. Абсолютно спокойно занял самое престижное место, будто оно ожидало его!