Ребята с самого начала значили для него больше, чем просто работники. Он занимался не только их профессиональным обучением, но и досугом, хотя эта сторона их жизни его интересовать не должна была. Удивительно, но они сочли его «условия работы» абсолютно правильными и единственно возможными. Должно быть, потому, что они больше походили на суровое отцовское воспитание. В конце концов и Маронко признал существующий факт. Да, привязался, да, они увидели в нем отца. Может, оно и к лучшему. Ему оставалось только взяться за них всерьез. А они... Умные, сильные, здоровые — любой отец гордился бы такими сыновьями.
Он сделал все для того, чтобы парни не пошли по его стопам. Сам преступник, он менее всего хотел для них такой же ненадежной судьбы, тайной жизни и угрозы тюремного заключения. Он дал им возможность хорошо зарабатывать — во-первых, чтобы приучить к честному труду, во-вторых, чтобы у них не возникало острой потребности в деньгах — одной из основных причин, толкающей молодежь на преступление. Он помог им получить образова
Ние — во-первых, чтобы они стали самостоятельными и уважаемыми людьми, во-вторых, чтобы они думали об учебе, а не о криминале. Придумав насыщенный распорядок дня, он предельно загрузил их — во-первых, чтобы у них были разносторонние интересы и занятия, во-вторых, чтобы у них не оставалось времени ни на что другое.
Хотя Маронко скрывал от них свою теневую деятельность, они о ней узнали. И тогда он прямо предупредил, что они потеряют все, если вздумают заняться криминалом. В этом отношении он надеялся на Мишу, более рассудительного и приземленного, чем Саша. Сашка — тот ради интереса мог втихаря попробовать свои силы на новом поприще, но Маронко очень хотел верить, что Миша на правах старшего, больше видевшего и более серьезного человека сумеет удержать взрывного, импульсивного и энергичного Сашу от опрометчивых шагов.
Они учились — и прекрасно учились! — тщательно соблюдали распорядок дня, вечерами подрабатывали. По идее, им некогда было заниматься чем-то посторонним. Маронко всегда был в курсе их увлечений и интересов, держал их под жестким контролем. Ничего подозрительного в их поведении не замечал.
...Удивительно, как жестоки и бесчувственны иногда бывают люди. Почти все знакомые Маронко смеялись за его спиной. Они, имевшие семьи, не могли понять, почему он так заботится о «щенках». Сытый голодного не разумеет; многие были уверены, что причуда Ученого — признак приближающегося маразма. На мальчишек косились, их сторонились, а кое-кто подлизывался — как-никак, фавориты. Чего только о них не говорили! Доходило до абсурда: парни жили в одной квартире из соображений экономии, так их сочли «голубыми». А вместе с ними в том же втайне — высказаться вслух дураков не было — подозревали и Маронко. Ему было обидно: ну что странного в его желании воспитывать их? То, что они практически взрослые? Ну, извините, уж какие есть... Сколько людей растят приемных детей, и никто не удивляется, не смеется над ними. А он превратился в выжившего из ума старика.
Правда, кое-кто понимал Маронко. «Военная» часть Организации включала в себя четыре бригады: одной руководил он сам, двумя другими — Лысый и Хромой, а четвер-
Т: й — Шурик Василъченко, здоровенный детина по прозвищу Слон. Интересная, надо сказать, личность. С тринадцати лет входил в состав одной из самых страшных банд Новгорода, в пятнадцать загремел за решетку. Троих совершеннолетних членов банды приговорили к расстрелу, одному дат и десятку, а Шурику — восемь лег. Вышел на свободу, приехал к своему чудом не попавшемуся подель - щику, который был родом с Кавказа, через два года женился на его сестре и продолжал разбойничать. С Ученым по-знакомился в возрасте двадцати шести лет, и общий язык они нашли далеко не сразу. Маронко опасался работать с ним — грабежи, три убийства, восемь лет зоны в период становления личности, — мало ли какие зверства он способен учинить? Но, как ни странно, именно Слон оказался самым спокойным из всего «офицерского» состава. Имея наиболее жестокий послужной список (Лысый сидел за квартирные кражи, Хромой — за угон автомашины), он практиковал относительно мягкие, по сравнению с тем же Хромым, методы работы.