— Женщина, забери свои пожитки и ступай отсюда; прощай!
И тогда, если брак был совершен путем конфарреации и вина за его распад лежала на муже, женщина забирала свое приданое и уходила; но если виновна была жена, то муж имел право удержать часть приданого: например, по одной шестой его части на каждого ребенка, но не свыше половины всего приданого; дети же всегда оставались собственностью отца.
Однако имелся случай, когда женщина теряла все свое приданое: это происходило, если ее изобличали в прелюбодеянии.
В этом случае, прежде чем выпроводить жену из дома, муж срывал с нее столу и облачал изменницу в тогу куртизанки.
Если же брак был заключен путем коэмпции, то есть посредством торговой сделки, то и расторгался он подобным же образом, причем выкуп был таким же фиктивным, как и покупка.
Стало быть, в Риме существовало три способа разорвать брачные узы: развод, который являлся бесчестьем для женщины; расторжение брака, которое, если ни одна из сторон не оказывалась виновна в преступлении, было расставанием полюбовным и не заключало в себе ничего позорного; и, наконец, возвращение жены ее родителям, которое являлось не чем иным, как возвращением рабыни, ставшей неугодной, ее прежним хозяевам.
К концу существования Республики возвращение жены, расторжение брака и развод сделались событиями весьма обыденными.
Вы сами видели, как Цезарь дал развод своей жене единственно из опасения, что она может быть заподозрена в прелюбодеянии.
Нередко муж даже не указывал причин развода.
— Почему ты дал развод своей жене? — спросил какой-то римский гражданин у одного из своих друзей.
— У меня были на то основания, — ответил тот.
— Но какие? Разве она не была порядочной, честной, молодой и красивой, разве она не рожала тебе статных детей?
В ответ на это мужчина, давший развод своей жене, вытянул ногу и показал охотнику до расспросов свой башмак.
— Разве этот башмак не красив, — спросил он его, — разве он не. нов?
— Ну да, — ответил друг, — он красив и нов.
— Так вот, — продолжал тот, разуваясь, — его придется вернуть сапожнику, ибо он жмет мне, и только я один точно знаю, в каком именно месте.
История ничего не говорит о том, лучше ли новые башмаки, присланные сапожником взамен возвращенных ему, пришлись по ноге этому столь требовательному к своей обуви человеку.
Вернемся, однако, к Катону, от которого нас отвлекло это небольшое исследование на тему супружества, и продолжим рассказ о нем с того места, где мы расстались с ним, в ту пору двадцатилетним.
XX
Катон был тем, кого в наши дни назвали бы оригиналом.
В Риме было принято носить башмаки и тунику.
Он выходил из дома босой и без туники.
Модным тогда был пурпур самого яркого и насыщенного оттенка.
Он носил пурпур темный, почти ржавого цвета.
Все ссужали деньги под двенадцать процентов годовых, что было законной ставкой.
Правда, говоря «все», мы подразумеваем порядочных людей, остальные же, как и у нас, ссужали под сто и двести процентов.
Он ссужал без всяких процентов и порой, когда ему не хватало денег, закладывал в казну собственное поместье или дом, чтобы оказать услугу другу или даже постороннему, если тот был в его глазах порядочным человеком.
Разразилась война с рабами: его брат Цепион командовал под начальством Геллия отрядом в тысячу человек; Катон вступил в армию простым солдатом и присоединился к брату.
Геллий пожаловал ему награду за храбрость и ходатайствовал об оказании ему значительных почестей.
Катон отказался, заявив, что не сделал ничего такого, что заслуживало бы поощрения.
Был принят закон, запрещавший соискателям высших должностей пользоваться услугами номенклатора.
Катон, добивавшийся в то время должности военного трибуна, подчинился этому закону.
Он был, по словам Плутарха, единственным, кто это сделал.
Со свойственным ему простодушием Плутарх добавляет:
«Напрягая память, он справлялся с задачей приветствовать любого гражданина, называя его по имени. И этим он стал раздражать тех, кто прежде им восхищался; чем больше они вынуждены были признавать благородство его поступков, тем больше он сердил их тем, что подражать ему они были не в состоянии».[44]
Мы уже говорили, что он всегда ходил пешком.
Вот какова была его манера путешествовать.
Еще на рассвете он отправлял своего повара и хлебопека в то место, где предполагал остановиться на ночлег; если в том городе или в той деревне у Катона был друг или знакомый, они являлись к этому человеку, а если таковых не имелось, то на постоялый двор, где готовили хозяину ужин; если же там не было постоялого двора, они обращались к городским властям, которые по ордеру на расквартирование определяли Катона на жительство.