— Да нет, — отвечаю я.
— Клодий домогается стать трибуном.
— Да что ты?
— А ведь он злейший враг Цезаря и, как говорят, намерен отменить все его установления.
[Цезарь уже год как не был консулом.]
— И что говорит Цезарь?
— Цезарь уверяет, что непричастен к усыновлению Клодия».[54]
Затем Цицерон переходит к другой теме.
Но в июле обстоятельства уже изменились; на этот раз свое письмо он помечает Римом.
Он снова пишет Аттику:
«Покамест же наш любезный Клодий не прекращает угрожать мне и открыто объявляет себя моим врагом. Надо мной нависла гроза: при первом же ударе мчись ко мне».[55]
Однако Цицерон не может поверить в опасность.
Помпей дает ему слово, что Клодий ничего не предпримет против него.
Цезарь, добившийся для себя пятилетнего правления в Галлии, предлагает ему должность легата в своей армии.
«Цезарь настойчиво зовет меня быть его легатом, — пишет Цицерон. — Это было бы весьма почетным уклонением от опасности, но я не избегаю ее. Чего же тогда я хочу? Принять борьбу?. Пожалуй, да».[56]
И он действительно вступит в борьбу.
Однако в августе дела принимают самый серьезный оборот и опасность вырисовывается все яснее.
«Тем временем, мой дорогой Аттик, брат нашей Волоокой богини не останавливается на полпути в своих угрозах в мой адрес. Он отрицает свои намерения перед Сампсикерамом [это одно из прозвищ, которым Цицерон награждает Помпея], но кичится ими и похваляется перед всеми прочими. Ведь ты нежно любишь меня, не правда ли? Конечно, любишь. Так вот, если ты спишь, вставай; если ты встал, иди; если ты идешь, ускорь шаг; если ты бежишь, лети на крыльях…Ты непременно должен быть в Риме ко времени комиций или, если это невозможно, самое позднее к тому моменту, когда будут объявлены итоги голосования».[57]
Восемь месяцев спустя, когда все уже свершилось, Цицерон снова пишет все тому же Аттику:
Если б только небу было угодно, мой дорогой Аттик, чтобы однажды я смог поблагодарить тебя за то, что ты заставил меня жить! Но поныне я жестоко раскаиваюсь, что послушал тебя. Я заклинаю тебя, спеши приехать ко мне в Вибон, куда меня привела необходимость свернуть с прежнего пути; приезжай! Мы вместе обсудим мой путь и мое прибежище. Если ты не приедешь, я буду удивлен; но я уверен, что ты приедешь».[58]
Так что же произошло?
Сейчас мы это расскажем.
Клодий был назначен народным трибуном в конце 695 года от основания Рима.
Консулами тогда были Пизон и Габиний.
Он начал с того, что привлек их на свою сторону, добившись, чтобы Пизону отдали в управление Македонию, а Габинию — Сирию.
С этого времени Цицерон мог найти поддержку лишь у Красса, Помпея и Цезаря.
Красс никакой опасности не представлял: он ненавидел Цицерона, который по любому поводу насмехался над ним, называя его Лысым или Богачом, Кальвом или Дивесом.
Помпей, в пятьдесят лет пылко влюбившийся, целиком находился во власти чар своей молодой жены Юлии и, как мы видели, в ответ на все страхи Цицерона ограничивался словами: «Ничего не бойся, я ручаюсь за все!»
Что же касается Цезаря, то, хотя после заговора Катилины горячей дружбы между ними не было, он слишком высоко ценил талант оратора, чтобы отказать ему в своем покровительстве; впрочем, Цезарь, защищая Цицерона, отблагодарил бы Цицерона, защитившего Цезаря.
В итоге, как мы видели, Цезарь предложил Цицерону должность легата в своей армии.
И Цицерон уже был готов принять это предложение.
Клодий почувствовал, что враг ускользает от него.
Он бросился к Помпею.
— Почему Цицерон собирается покинуть Рим? — спросил он. — Неужели он думает, что я сержусь на него? Да меньше всего на свете! Ну разве что у меня есть небольшая обида на его жену Теренцию, но к нему, великие боги, я не питаю ни ненависти, ни гнева!
Помпей повторил эти слова Цицерону и прибавил к ним свое личное поручительство.