Гениальный ход при Алезии и окончательная победа Цезаря
Считается хорошим тоном не верить в гениальность Цезаря-завоевателя и таким образом противостоять точке зрения, высказанной в знаменитом труде Ж. Каркопино «Алезия и военные хитрости Цезаря» («Alesia et les ruses de Cesar»). Кажется, это так честно — представлять себе, как Юлий Цезарь составляет в Бибракте свою седьмую и последнюю книгу, предаваясь замешанным на страхе воспоминаниям о том времени, когда Верцингеториг угрожал ему своей пятнадцатитысячной конницей, вел политику выжженной земли и перекрывал все пути к отступлению в Италию и на юг. В таком случае создается впечатление, что положение могло быть исправлено лишь вмешательством судьбы или решением богов. Идея Фортуны Цезаря помогает тогда спасти образ вождя, который ни в коей мере не соответствует образу, встающему перед нами при чтении «Записок». Разве не пишет К. Гудино[368] о стремительности, о спонтанности решений, несомненно, более возвышающих, нежели отчаянное бегство по направлению к Провинции, которую следовало любой ценой спасать?
Будучи единственным человеком, разрабатывавшим стратегию и принимавшим решения, Цезарь сумел скрыть свой истинный план до такой степени, что даже наши современники, подобно галлам того времени, стали приписывать ему намерения, которых у него не было[369]. Будто бы он ссылался на безопасность Нарбонской Галлии, которой он ничем не помог в 54 году, когда потерял три легиона и двух легатов. Но с какой стати неудача при Герговии должна была привести к всеобщему отступлению в Провинцию в летний период, когда открыты все перевалы? Впрочем, в 53 году Цезарь укрепил ее оборону. Его легат, которым был не кто иной, как его двоюродный брат Луций Цезарь, провел новый военный набор и в конце концов располагал двадцатью двумя когортами. С другой стороны, несмотря на призывы посланников Верцингеторига, тамошние племена пребывали в спокойствии: аллоброги прикинулись глухими; те же, кто поначалу прислушивался к посланцам Верцингеторига, были вынуждены быстро пойти на попятную. Габалы (Жеводан), независимые рутены и кадурки ограничивались набегами на арекомийских вольков и ни разу не угрожали Ниму. Более того, Цезарь повернулся к югу спиной и вернулся в Сане, где находился Лабиен с четырьмя легионами, судьба которых вызывала у него особые опасения[370].
Тревога, сквозившая во многих его реляциях, служила нескольким целям: беспрепятственно получить в помощь от Помпея одиннадцатый легион, который прибыл к нему во время осады Алезии, разжечь пыл среди галлов, в особенности среди готовых к измене эдуев, и заставить Верцингеторига двинуться на соединение с ними. Цезарь сам наметил место, где он мог помериться силами с галлами, которые уже представляли себе, как разобьют его легионы, двигающиеся форсированным маршем в сторону Нарбонской Галлии. Таким образом, действия Цезаря создают скорее образ полководца, способного предвидеть то, что произойдет в действительности, ибо он постиг механизмы, которым подчинялся ход мыслей галльского вождя. Цезарю нужно было заставить Верцингеторига занять такую позицию, где тот считал бы себя неуязвимым, и такое место нашлось. Это была Алезия, где Цезарь, со своей стороны, мог запереть противника. Алезия находилась на полпути между землями эдуев и лингонов, наилучших союзников римского народа, и туда могла бы добраться тайно вызванная из Германии конница.
Итак, мы подошли к одной из наивысших точек нашего повествования. Кто не помнит картинки (в духе изданий Эпиналя) в своем первом учебнике истории для начальной школы, на которых суровый Верцингеториг бросает оружие к подножию трибунала проконсула? Именно в Алезии была решена судьба Галлии, и как не понять многолетнюю борьбу местечковых самолюбий за точную локализацию этого пункта! Сегодня в этом вопросе достигнуто полное согласие: да, это Ализ-Сент-Рен. Это местонахождение Алезии было определено уже раскопками Наполеона III[371] и обосновано строгими филологическими изысканиями Ж. Каркопино[372], заставившего умолкнуть споры. Раскопки, возобновленные в 1991–1992 годах франко-немецкой экспедицией под руководством М. Реддэ[373] и 3. фон Шнурбайна, аэрофотосъемки, которые с 1960 года проводил Р. Гогей[374], позволяют во многом подтвердить достоверность текста Цезаря, так же как и справедливость некоторых выводов Наполеона III, хотя и вносят в них поправки.
369
Следует обратить внимание на то, что Цезарь действует, сознательно принимая решения вопреки общему мнению:
371
373
374