…в то время на острове Атлантида возникла великая и достойная удивления империя, в ее власти был весь остров, многие другие острова и часть материка; а сверх того, они подчинили часть Ливии — от Геркулесовых столбов до Египта — и Европы — вплоть до Тиррении… Но случились невиданные землетрясения и наводнения, и за один день и одну ночь потопа остров Атлантида исчез, погрузившись в пучину.
Принц сейчас спит. Снится ему, конечно же, изумрудно-золотой остров Атилан (так звучит местное название Атлантиды), его мраморные дворцы и сверкающие храмы. Ему совершенно неведомо, что я позаимствовал его тело — и очень сильную правую руку, — чтобы написать это письмо.
Итак:
Откуда-то, я думаю, это Бретань или Нормандия, и предполагаю, что в сочельник 18 862 года до Рождества Христова, — мои поздравления тебе, Лора, и счастливого Рождества!
Получишь ли ты это письмо в той далекой морозной земле на Востоке, которая когда-нибудь станет Польшей или Россией? Полагаю, шансов меньше, чем пятьдесят на пятьдесят, даже если ты окажешься там точно в тот же самый доисторический год, что и я. Ведь целый континент разделяет нас. При здешних средствах сообщения это все равно, что быть в разных мирах.
Я заставлю Принца незаметно сунуть письмо в пакет с почтой, которую отправят на следующей неделе, и королевский курьер возьмет его с собой в путешествие через тундру к торговому посту, где, скорее всего, ты остановилась. Если хоть немного повезет и ты действительно окажешься там, не сомневаюсь: уж ты-то сможешь внедриться в любого, кто будет иметь постоянный доступ к королевским документам. Так как я пишу письмо по-английски, у него не будет даже отдаленного представления, о чем оно. А ты поймешь, читая эти строки его глазами, и, может быть, даже сумеешь ответить мне. Господи, как замечательно было бы получить от тебя письмо! Мы только недавно расстались, а кажется, прошла целая вечность.
Думаю, что все способы регулярной связи с тобой, которые я тут придумал, — да и любой связи вообще, — весьма ненадежны, я все же попробую. И, наконец, записи о моем здешнем опыте — хороший способ собрать все в более ясную картину, они помогут мне лучше все осмыслить и упорядочить, когда я вернусь в свое время и буду отчитываться.
Это седьмой день миссии. Пока все идет достаточно хорошо.
Сначала я, конечно, был травмирован прыжком через время. Это было потрясающе, совсем не так тяжело, как я думал: приготовился-то я, естественно, к худшему. Это был мощный прыжок, гораздо дальше, чем все наши прежние. На тренировках я прыгал не больше чем лет на девяносто, а этот прыжок — в сто восемьдесят столетий! Представь себе: я хлопнулся в сознание Принца на всех парах, с таким напором, что, казалось, на неделю выйду из строя. Вторжение грубоватое, скажу тебе.
Настройка оказалась прекрасной. Естественно, целью всех предварительных разведок во Времени было подобрать для меня члена королевской семьи — в качестве «хозяина». И им удалось поместить меня точно в сознание не больше и не меньше как самого наследника престола!
Никогда не смогу забыть момент внедрения: я почувствовал себя примерно так же, как если бы ударился о воду после неудачного прыжка с очень высокого трамплина. Это была боль, настоящая боль, много боли. От нее я, наверное, лишился бы дыхания, если б вообще дышал в тот первый момент.
Затем наступила абсолютная невероятность того фантастического момента, который и тебе хорошо известен: когда сознания сплавляются и в самом деле не знаешь, ты ли это или уже кто-нибудь другой. А потом я отключился.
То же, очевидно, ощущал и Принц.
Мы были без сознания, наверное, дня полтора, может, чуть больше, вот почему я не уверен, точно ли сегодня сочельник. Как только я пришел в себя, сразу установил лингвистические связи, чтобы понимать то, что слышу, и постарался определить, как долго мы с Принцем были без сознания, руководствуясь при этом такими, например, словами придворных:
«Мы рады, Ваше Высочество, что мрак закончился для вас».
«Два дня и одну ночь мы молились, Ваше Высочество! Два дня и одну ночь вас не было с нами!»
Но на самом деле это продолжалось не так долго: ты, вероятно, уже убедилась, что здешняя система дней и недель не очень похожа на нашу; «днем» они считают точное время между восходом и заходом солнца, темные часы называются «ночью», а следующая — и самая большая единица — это десять «дней» и «ночей», которые вместе составляют по нашей шкале пятидневную неделю, если только я не ошибаюсь. Два дня и ночь Атилана должны равняться нашим полутора дням, так что, ведя отсчет с момента, когда мы отправились из нашего времени, и вычисляя полное время, которое, по моим прикидкам, прошло после этого, я склоняюсь к тому, что сейчас сочельник.