Касаемо меня, все было так же, разве что отважно привыкшая к данному, уже было чувство, что осталось поставить миску собаки. И она уже тут есть, мы лишь просто о ней забыли, видимо, ибо было чувство примерно такое, словно живет собака, просто как-то местами позабыли о данном.
Но соседи все еще были на удаленным расстояние, а в данном месте особого веселья нету (в данной квартире), даже если будут гости — как ни как, слышно не всегда (подобное, в квартире), да и многие так же крутят у виска, мол, ветер да и еще что живое у вас, а вы тут преувеличиваете все — ваши шумы обычны — живем как ни как далеко от большого города. В нашем малом городке и не такое бывает.
Все приближалась к тому, что стало что-то душить, поначалу форточка помогала: лето: душно, все-таки, часто. А также, стало часто что-то падать. А ванную стало еще страшнее принимать, ибо ненароком что фантазия нарисует (Закрытая ванная не давала результата безопасности — спокойно там побыть просто было невозможным).”
ЛИСТ 4: “И вот, как-то раз, после данного происшествия, уже сразу последовал мой вам звонок: мало того, что была бессонница, ветер, гроза и дожди — летом как рукой подать, постоянно такое в природе. При всем при этом, этой ночью, сидя за столом, меня окочательно добило все, что рядом.
Скрежет по стеклу, и гул ветра, дождя, грозы, играющие тени на стене, темнота, нету ни мужа, ни соседей.
И тут я слышу что-то, что переросло в голос и треск стекла, на стене. Мало того, что оно треснуло, так и еще кто-то что-то проговорил изнутри скважины, в темноте (если не ошибаюсь, на латыни), что я просто потеряла сознания, аж до дня (на тот момент были выходные, ведь только на них я могла себе позволить сидеть допоздна, как всегда и делала — особенно, когда не спалось — а в наших условиях, это было уже как правило: не спать!).
Уже на следующий день сидя при всем при этом еще как-то, тряся рукой над бумагой, я пишу вам, о помощи (после моего вам звонка).”