— По глину я ходил, матушка. Я то все больше гончарным делом живу, а в полях-огородах самая страда уже прошла, баба моя с дитями сами справляются — вот и решил наведаться к дальнему оврагу. У нас-то тут рядышком тоже есть, где глины взять, но не слишком она на кругу хороша. Набрал, стал быть, две корзины, водой залил, а работать покамест не пробовал — отмачивается.
Кивнула — понятно мол. Взглянула на следующего
— К дровам мы с Кузькой приглядывались, Премудрая. Валить, знамо дело, в зиму станем, но пометить хворые дерева да сухостой нынче самый срок: зимой-то поди разбери. Вот и учил сына, как выбрать хворое дерево, чтобы лесу не во вред, и как затесы поставить, чтобы к зиме листва сок повытянула… Орешника вот охапку нарезали — хозяйка моя ругалась, что корзинка у нее прохудилась, вот и обновим, стало быть… А больше ничего из лесу и не принесли в тот день.
— Травница я, матушка Премудрая. По травы ходила — еще до свету лес ушла, воротилась, солнышко уж в зените стояло, так я сразу перебирать добычу и села, пока травы не заскучали… Время нынче хорошее, луна в рост идет, так что набрала изрядно…
Она перечисляла названия, нанизывая слова как бусины на нитку, а я только и знала, что тихо ужасаться: и всё это мне предлагалось тоже собирать?!
Маланья заметила, что я хмурюсь, поспешила заверить:
— Ты не думай, матушка, я порядок знаю, как травы дойдут — так твою долю тебе поднесу!
Вот спасибо, вот полегчало!
Вообще-то, конечно, правда полегчало, но я все же надеюсь, что к тому времени я уже благополучно свалю отсюда домой, и если мне вдруг понадобятся лечебные травы, то за ними я буду обращаться в ближайшую аптеку.
Но все равно, травнице я кивнула куда уважительнее, чем мужикам до этого: как ни крути, а коллега — своя сестра-ведьма!
— Ну а ты зачем в лес ходила?
Девчонка Ульянка, последняя в этой небольшой очереди, была до того славной, что не умиляться, обращаясь к ней, было невозможно. Крепкая, светлокожая и голубоглазая, с толстой русой косой, видневшейся из-под платочка, она, как осторожный, но любопытный зверек, выглядывала из-за юбки Маланьи.
— Меня мама к бабушке отправила!
— С пирожками? — улыбнулась я собственной шутке.
— Не, — она приняла вопрос за чистую монету, и энергично мотнула головой, отчего толстенькая коса метнулась в стороны, шлепнув по очереди травницу и саму Ульянку. — Пирожков мне бабушка на обратную дорогу наложила! Тятя намедни на княжью заставу за солью ездил, гостинцев накупил, вот мама и велела отнесть!
— А из леса что-нибудь в деревню приносила? Может, необычное что-то нашла — да и взяла с собой?
— Не-а! — толстенькая коса снова шлепнула по спине Маланью и Ульянку. — И так короб все плечи оттянул, тетенька Премудрая, бабушка пирожков под самую крышку наложила. Куда в него еще добавлять?
Я кивнула — мол, всё ясно.
Однако было всё вовсе не ясно: кто-то из этих людей врет? Кто-то ошибается? Кто-то принес в деревню то, что считает своим лесная чуда-юда, и настолько дорожит, что это позволило ей нарушить некий договор между Лесом и людьми.
И уж конечно, вряд ли это было сделано сознательно — здесь общественный договор куда сильнее, чем в мое время и в моем мире, хотя бы потому, что в одиночку здесь просто не выжить.
Но от этого виновнику только разумнее будет не признаваться в содеянном — раз уж это все же было сделано.
Что бы оно ни было!
Но, пожалуй, заявить об этом вслух будет перебором даже для дерзкой и резкой попаданки... По крайней мере, до тех пор, пока на ее месте выступаю я: у меня-то инстинкт самосохранения работает!
Я вспомнила сцену с богатырями.
Ну… пунктирно, но работает!
Только делать-то мне теперь что?
И как ответ на этот вопрос, ниспосланный небесами (хотя на самом деле — одной чересчур мудрой каргой, затащившей меня в этот мир), на площадь, где собрались селяне, вылетел пес.
Знакомый пес песочной масти вылетел с той стороны, откуда мы пришли с Булатом и моим проводником, заставив толпу шарахнуться в стороны и зашушукаться, остановился, вывалив язык и тяжело поводя боками — но при этом все равно настороженно зыркая по сторонам и чутко ловя ушами звуки вокруг…
Пса было впору пожалеть, и я пообещала себе, что непременно пожалею, но позже, а сейчас…
— Вот тебя-то мне и надо! — обрадовалась я. — Есть работа!
Пес ошалело присел и попятился — словно не он только что мчался ко мне, не жалея лап.