Кого не надо… Да, она встретила.
– …попала в аварию?
Она бросила на него быстрый взгляд. Неужели он все-таки видел фильм? Нет… он упомянул аварию наобум.
– Или другой возлюбленный? Я не сержусь на тебя, Черити. У тебя должна была быть очень веская причина. Иначе быть не может, правда?
– Иначе быть не может, – мягко подтвердила она.
От грусти, от жалости она едва не улыбнулась. Он и вправду убежден, что она не пришла на свидание, и ломает голову, по какому праву имели наглость его продинамить, в то время как продинамил он сам.
– Я хотела тебя предупредить. У меня не было твоего телефона.
– Гадкая, – прошелестел он ей в самые губы. – Зачем ты заставила меня томиться там, наверху? А я ведь даже принес тебе цветы. Желтые розы.
– Правда? – воскликнула она, почти веря ему, и вдруг разволновалась, представив его с букетом, если… если он и правда пришел. – Я так люблю розы. Особенно желтые.
– Идем.
Он повел ее к притаившемуся в аллее цветочному киоску с зелеными перекладинами и купил ей букет из пяти маленьких роз. Они были коралловые, не желтые.
– А теперь скажи мне все.
– Что же?
– У тебя есть другой возлюбленный. Признайся. Это из-за него ты забыла меня в тот вечер.
– У меня нет никаких возлюбленных.
Он всмотрелся в нее. Она не лгала.
– Ты знаешь фильм «Любовный роман»?
– Я не люблю кино, – сказал Гэвин. – Только если с тобой! – поспешно поправился он, просияв улыбкой до своих красивых ушей.
– С Шарлем Буайе и Ирен Данн. Они встретились в круизе. Влюбились. Это правда? Ты не помнишь этот фильм?
– Это все байки. Терпеть не могу байки.
Черити молчала, уткнувшись в букет.
– Ты хочешь сказать, ложь? – спросила она, вдыхая запах роз.
– Да, вот именно. Вранье. Байки. Я уж лучше почитаю газету, по крайней мере там пишут правду.
Подкрепляя слова делом, он вытащил последний номер «Нью-Йорк Таймс» из автомата, не опустив в щель монетку. И помахал первой полосой.
– Вот видишь? Китай становится коммунистическим. Европа становится коммунистической. Даже Голливуд! Русские пытаются захватить Америку.
– Ты думаешь? – спросила она слабым голосом. – Они так опасны? Говорят, что они забирают у богатых, чтобы отдавать бедным…
Его смех показался ей пощечиной.
– Ха! Это они тебе заливают. Джо Сталин в роли Робин Гуда! Фарс, моя дорогая. Прикидывается отцом народов, чтобы пудрить всем мозги. В точности как твой сосед, ну, тот, о котором ты говорила, парень со странным акцентом и странным именем. Этот Муссолидес или как его там, что живет один с дочерью…
– Мистер Беззеридес, – поправила она и снова чего-то испугалась, как тогда, на Кони-Айленде, когда речь зашла об отце Дидо.
Она не знала, почему им с Гэвином снова надо говорить обо всем этом. Он бросил газету на скамейку. Она нашла в сумочке монетку и бросила ее в автомат, чтобы заплатить за газету. Гэвин как будто ничего не заметил, он продолжал, уставившись на свои ноги:
– Тебе никогда не приходило в голову, что такие люди, как твой сосед, делают вид, будто становятся американцами, чтобы впаривать свою грязную пропаганду, свои грязные идеи?
– Нет, – ответила она, ошеломленная его язвительностью. – Мистер Беззеридес вежливый и добрый. Он не говорит ни о политике, ни о… Мой дедушка… (Она поколебалась.) Он тоже приехал из Европы… Давно, – тотчас уточнила она, словно желая отодвинуть подальше дедушку, которого обожала. И тут же разозлилась на себя за это.
– Откуда? – поинтересовался он.
– Из… из Андалусии, – ответила она, дрожа. – Это в Испании. Он зовет меня Карита. Это мое настоящее имя, – добавила Черити с робким вызовом.
Взгляд Гэвина Эшли смягчился.
– Карита, – повторил он. – Мне нравится… Слушай, меня навел на мысль твой фильм про круиз. Ты свободна прямо сейчас?
– Ну…
Приближалось время ее перерыва. Миссис Мерл давала ей тридцать минут, чтобы пообедать в городе, если есть желание, но Черити, как правило, оставалась в «Джибуле». Иногда она ложилась вздремнуть. По утрам она вставала так рано.
– Только ненадолго, – выдохнула она.
Они вышли из парка и спустились в метро.
– Куда мы едем? Я должна вернуться в…
Он прервал ее поцелуем, таким быстрым, что ей показалось, его и не было. Они вышли на юго-западе Манхэттена, на берегу Гудзона, там, где причаливали большие корабли.
– У меня нет времени, – запротестовала Черити.
– Тс-с, тс-с. Мы просто посмотрим десять минут.
Они вошли в зону Нью-Йоркского порта, поднялись на пирсы среди моря возбужденных людей и оглушительных машин. Черити перестала дышать. Она здесь никогда не бывала.