Чуть дрожа от радости, он был полон новых сил и очень гордился тем, что страха почти не чувствовал. Без всяких церемоний, сложив крылья и выставив наружу только их кончики, он рухнул вниз. На высоте четыре тысячи футов он уже успел набрать предельную скорость, а встречный ветер превратился в твердую стену, которая ревела и не давала ему разогнаться еще быстрей. Падая отвесно со скоростью двести четырнадцать миль в час, Джонатан сглотнул комок, застрявший в горле. Он знал, что, если на такой скорости крылья вдруг раскроются, его разорвет на тысячу частей. Но в этой скорости была скрыта сила, радость и сама красота.
Выход из пике он начал на высоте тысячи футов. Ураганный ветер трепал кончики крыльев, линия горизонта, баркас и стая чаек накренились и с быстротой молнии стали вырастать прямо у него на пути.
Остановиться он не мог, он даже не знал, как сделать поворот на такой скорости.
Столкновение означало бы мгновенную смерть.
Поэтому он просто зажмурился.
Случилось так, что в то утро, сразу после восхода солнца, чайка по имени Джонатан Ливингстон с ревом пронесся прямо сквозь самую середину Стаи имени Завтрака на скорости двести двенадцать миль в час с плотно зажмуренными глазами. В тот раз Чайка Удачи ему улыбнулась, и все остались живы.
К тому времени, когда он поднял клюв к зениту, скорость была еще сто шестьдесят миль в час. Когда же он снизил ее до двадцати и наконец расправил крылья, баркас снова казался щепкой, и до него было четыре тысячи футов.
Его захлестнула радость. Предельная скорость! Чайка достигла скорости двести четырнадцать миль в час! Это была победа, величайший момент в истории Стаи, и в ту секунду для Джонатана начался новый отсчет времени. Отправившись в свой уединенный район тренировок, он набрал восемь тысяч футов и немедленно нырнул вниз, чтобы научиться поворачивать в пикирующем полете.
Он открыл для себя, что для плавного поворота на этой бешенной скорости достаточно на долю дюйма сместить одно-единственное перо с кончика крыла. Однако, прежде чем он это узнал, выяснилось, что, если сместить несколько перьев, то тебя начинает вертеть волчком… Так Джонатан стал первой чайкой на Земле, выполнившей фигуры высшего пилотажа.
В тот день он ни секунды не истратил на разговоры с другими чайками, а тренировался до самой темноты. Он открыл для себя мертвую петлю, замедленную бочку, многовитковую бочку, перевернутый штопор, обратный иммельман и вираж.
Когда Джонатан вернулся на берег в стаю, была уже глубокая ночь. Он ужасно устал, но от радости не мог удержаться и при посадке сделал мертвую петлю с двойным переворотом прямо перед касанием земли. Когда они только услышат о Победе, думал он, они сами с ума от радости сойдут! Ведь сейчас жить станет намного интересней! Раньше была такая скука — таскаться за баркасами. А теперь жизнь обрела смысл! Мы можем подняться из невежества, мы можем почувствовать себя созданиями совершенства, разума и умения. Мы можем стать свободными. Мы можем научиться летать!
Будущее манило неведомыми обещаниями.
Когда он приземлился, все чайки собрались на Совет и, по всей видимости, стояли так уже давно. Они ждали.
— Чайка по имени Джонатан Ливингстон! Встань в центр!
Голос Старейшины был очень торжественен. В центр ставили только тех, кто заслужил величайший позор, или величайшую славу. В Центр Славы ставили будущих предводителей стаи. Конечно, подумал он, сегодня утром все видели Победу! Но мне славы вовсе и не надо. Я не желаю быть предводителем. Я просто хочу поделиться тем, что я узнал, показать горизонты, открывшиеся для каждого из нас. Он шагнул вперед.
— Чайка Джонатан Ливингстон, — повторил Старейшина. — Встань в Центр Позора, так чтобы тебя увидели товарищи по стае.
Его словно поленом по голове ударили. Колени задрожали, перья обвисли, зашумело в голове. В Центр Позора? Не может быть! А Победа! Они просто не понимают! Они ошиблись, ошиблись!
— …за его вопиющую безответственность, — тянул нараспев торжественный голос, — подрывающую честь и традиции Семьи Чаек…
Приказ встать в Центр Позора означал, что он будет изгнан из общества, отправлен в пожизненную ссылку на Дальние Утесы.
— …когда-нибудь, чайка Джонатан Ливингстон, ты узнаешь, что безответственность ничего хорошего не приносит. Жизнь непонятна и недоступна нашему пониманию. Известно лишь то, что нас выпустили в этот мир, чтобы мы ели и старались прожить как можно дольше.