Похожий на вертикально стоящий гроб.
— Син… — прошептала при виде него черноволосая девушка позади Тору.
Несмотря на довольно юный возраст, ее внешности уже больше походило слово «красивая» нежели «очаровательная». Однако речь шла не о декоративной красоте, а о радующем взгляд качестве доведенного до совершенства инструмента или остро заточенного клинка. О той настоящей красоте, которая проявляется, лишь когда удается избавиться от всего лишнего.
Акари Акюра, сводная сестра Тору.
Обычно она не проявляла почти никаких эмоций — видимо, сказывались диверсантские тренировки, начавшиеся еще в бессознательном возрасте, — однако сейчас ее голос на удивление отчетливо дрогнул.
Син Акюра.
Человек, которого она увидела внутри объекта, был уроженцем той же деревни, где выросли Тору и Акари. Пусть их не связывало кровное родство, они считали Сина братом… и в то же в королевстве Хартген он стал их врагом. Будучи старше Тору и Акари на несколько лет, Син все же успел получить опыт настоящих битв и стал настоящим диверсантом. Поэтому он мог стать Тору и Акари образцом для подражания, идеалом, к которому нужно стремиться.
Но…
— Хочешь сказать, Син принял твое предложение? — уточнил Тору, глядя на содержимое объекта.
Син стоял с закрытыми глазами и будто бы спал… или даже умер, ведь он совершенно не двигался. С другой стороны, вряд ли его и в самом деле убили, ведь зачем Артур стал бы выставлять напоказ труп?
— Именно, — подтвердил Артур Газ. — Обычно диверсантов презирают, на поле боя их считают шавками и инструментами. Это означает, что всю свою жизнь они доверяют другим. Каждому известно, что они ничего не желают для себя, не гневаются по своей воле, не вздыхают о своей судьбе и лишь равнодушно отыгрывают вверенную роль. Но с другой стороны, поскольку диверсанты сами себя считают инструментами, их приверженность такой судьбе позволяет им обрести на редкость устойчивую психику.
— …
Тору решил промолчать.
Он решил, что Артуру Газу вряд ли стоит рассказывать о том внутреннем конфликте, с которым ему пришлось совладать.
— Лишившись хозяина, утратив свою пользу как инструмента, этот мужчина сразу же принял мое предложение. Впрочем, вряд ли так поступил бы только он.
— Что?..
— Люди не могут вынести мысль о том, что они никто, — проговорил император Газ чуть ли не нараспев. — Они дают себе имя и определяют свое существование с самых разных сторон. Люди достигают духовного равновесия, именно когда решают, кто они такие.
— …
Тору едва сдержался, чтобы не возразить ему.
Но он решил, пусть лучше император Газ говорит, что ему вздумается.
— Я могу определить и ваше существование, — продолжил Проклятый Император, обведя взглядом Тору и Альберика. — Станьте королями под моим началом. Вам больше не придется тщетно блуждать в лабиринте под названием «свобода».
Никто не заметил, чтобы император Газ сделал хоть что-то, однако в следующую секунду объект беззвучно раскрылся.
И одновременно с этим Син медленно открыл глаза.
— !..
Тору ощутил, как по спине пробежал холодок.
Что-то изменилось. Причем кардинально.
Тору ощутил это каким-то неведомым чувством — быть может, инстинктами человека, быть может, умениями наездника.
Он никогда не считал Сина противником, которого можно недооценивать. В бою один на один он бы ни за что не выстоял против опыта Сина.
«Что за…»
Даже сейчас в облике Сина не было ничего, что сковывало бы всех вокруг ужасом.
Наоборот, его окружала холодная тишина.
Неужели в нем за короткое время что-то пробудилось? Неужели он достиг следующей ступени диверсанта? Конечно, Син и без того относился к полноценным диверсантам, но это не значит, что он в совершенстве владел всеми диверсантскими умениями.
Или же…
— Син Акюра, — обратился к нему император Газ.
— Да, мой господин, — отозвался тот.
— Как мы и договаривались, я оставляю на тебя треть мира. Прочие мелочи остаются на твое усмотрение. Для тебя у меня лишь один безусловный приказ: правь.
— Как пожелаете, — Син положил руку на сердце и поклонился.
Похоже, он целиком и полностью превратился в слугу императора Газа. Тору не знал, что произошло между ними в их отсутствие, но Син сильно изменился с тех пор, когда служил князю Хартгену.
— …
Тору перевел взгляд с императора Газа на Альберика.
Юный рыцарь-оперативник «Климана» щурился и вглядывался в императора Газа.
Потому, что слова императора шли вразрез с его убеждениями и верой?
Или же… настолько угодили в точку, что причиняли ему боль?
В любом случае, прямо сейчас он явно не спешил целиком и полностью одобрить предложение…
— Император Газ…
— …
Взгляд фиолетовых глаз устремился к юному рыцарю в ответ на его зов.
Пусть Артур и заигрывал с ними обещанием поделиться третью мира, он все еще смотрел на них, как на камни возле дороги. Во всяком случае, так казалось Тору.
— Вы все еще не ответили на мой вопрос. Почему именно треть мира? — повторил Альберик. — Если вы говорите, что обладаете достаточной силой для захвата мира, то и управлять им можете сами. И даже если бы вам не хотелось становиться публичной фигурой, вам сгодилась бы одна марионетка, не более. Вам нет нужды разделять вашу власть натрое и передавать кому-то еще.
— Суждение верное, но… — император Газ коротко кивнул. — В разделении мира на три части, конечно же, есть свой смысл. Равновесие в разделенном надвое мире может очень быстро рухнуть. Поэтому я хочу разделить его на три части ради стабильности. Если выражаться кратко, я хочу создать так называемую неразрешимую трилемму.
— Трилемму… — повторил Альберик вслед за императором.
Мнение о том, что противостояние трех фракций порождает своего рода баланс, довольно распространено. На поле боя нередко сталкивались три армии, и тогда битва порой переходила в застой. На поле боя рождается пусть временное, но равновесие.
Но важное условие состоит в том, что три фракции должны противостоять друг другу.
Если две из них заключат союз, то с легкостью разгромят третью, и от равновесия в одночасье не останется и следа. Более того, странно вообще говорить о равновесии, когда правители всех трех фракций — лишь марионетки в чьих-то руках. В чем смысл трилеммы, которая существует только для вида?
— Я хочу достичь мирового равновесия, — заявил император Газ величавым голосом. — Поэтому хочу поддерживать вечную войну трех фракций.
— Что?! — ошеломленно воскликнул Альберик.
Вместе с ним изумился и Тору, и все остальные.
— Вы хотите вновь погрузить мир в хаос войны?!
На мгновение Альберик скосил взгляд на Тору — несомненно потому, что тот в свое время говорил о том, что «война ему по нраву».
— Для начала я хочу исправить ошибку в ваших суждениях, — отозвался император Газ. — Конкретнее — слово «хаос».
— И что с этим словом не так?
— Ваше восприятие войны как хаотического состояния. И, как следствие, восприятие отсутствия войны как равновесия. Как я понимаю, вы считаете именно так. И это ошибка, — равнодушным тоном пояснил Проклятый Император. — Окончание войны и ожидание следующей — застой и гниение, рождающиеся от спокойствия. Как только воцаряется мир и люди успокаиваются, возникают новые проблемы, не связанные с войной. Сильные мира сего начинают набивать карманы, растет разрыв между бедными и богатыми, возникает дискриминация во множестве ипостасей. В условиях, когда миру недоступна грубая, интенсивная терапия, он медленно движется к смерти.
— ?!
— Скажи мне, рыцарь. Ты ведь раньше состоял в агентстве ускорения послевоенного восстановления «Климан»? — вопросил император Газ, перебирая в руке волосы стоявшей подле него Лады Нивы.